Гимн завершился и Самшит начала провозглашать основу веры, которую подхватывали неофиты:

— Верую в Сароса Драконогласого, сына без отца, во пламени рождённого, Царя всего рода драконьего, Победоносного Завоевателя, всё мироздание воедино собравшего, и взошедшего на небесный трон во плоти божественной, нарёкшегося Элрогом Пылающим, Драконом Земли и Неба, Владыкой Светил, извергающим Белое Пламя. Верую и в Дракона Нерождённого, Элрогом посланного, мессию, Защитника, Пламя Гнева, Солнечного Колосса, пожирающего зло, кой грядёт, чтобы вести нас против Неназванных, проклятых, нежеланных, в Самый Тёмный Час. Верую и в Дракона Новорождённого, обновлённого, возвернувшегося в пределы смертные Элрога Пылающего, Царя Царей Земных и Небесных, которому суждено править во всём мире едином во веки веков. Латум.

В единый миг культ бога-дракона пополнился множеством новых последователей, но чтобы закрепить сие деяние, каждому из них предстояло приблизиться к огню, невзирая на страх и боль. И они шли, а пламя, было милостиво к ним, ибо Верховная мать принимала его жар за всех, позволяя им коснуться жёлто-оранжевых лепестков, получить один ожог в качестве признания.

Церемония длилась до ранних сумерек, и всё это время Кельвин Сирли провёл снаружи молельного дома. Сначала он был внутри, но когда покровы Самшит стали сгорать, выскользнул на улицу. Одноглазый долго предавался мрачным думам под звуки молитв, принимал решение, менял его, принимал вновь, метался внутри собственной головы и проклинал себя за эту нерешительность. Наконец он решил окончательно и быстро пошёл по Прогиддару.

Наёмник оглядывал стены зданий в поисках особых примет, которые имели значение только для членов Безумной Галантереи. Времени пришлось потратить немало, но всё же след нашёлся и вскоре вывел к длинному зданию, собранному из глиняного кирпича, — складу грибной муки. Обогнув его по узкому проулку, одноглазый вышел на небольшой пустырь, со всех сторон окружённый стенами иных складских построек. Посреди пустыря торчал из земли словно кривой палец железнодрев, — ни ветвей, ни листвы, только старый искривлённый ствол с корой, прочной как металл. Его охватывала цепь, на которой висела небольшая деревянная коробка.

— Долго вы.

Кельвин повернулся вправо, обнажая клинки, и увидел бритоголового человека, отлипшего от стенки мучного склада. Хиас сподобился притаиться так ловко, что наёмник не заметил его периферийным зрением. Нечасто такое случалось.

— Как ты здесь очутился?

— Церемония окончилась, и я пришёл напрямик, пока вы петляли в поисках пути. Никогда не бывали в Прогиддаре, понимаю, а вот мы давно и хорошо изучили город, это место. Ваш товарищ нашёл его намного раньше вас.

— Маргу?

— Верно, верно. Он оставил внутри письмо, не желаете прочесть?

Кельвин посмотрел на коробку.

— Если прошло достаточно времени, то письма там уже нет.

— Пуговицы тоже? Братья, которых я поставил следить за этим местом, сказали, что белый орк оставил в коробке какой-то предмет, по описанию я понял, что это турмалиновая пуговица. Вы тоже пришли, чтобы сообщить своим главам о выходе из отряда?

Кельвин убрал оружие и подошёл к коробке. Она открылась для него, предложив писчие принадлежности и… внутри лежала пуговица. Одноглазый не знал, как коробки обменивались посланиями, хотя когда-то Шира и пыталась ему объяснить, что-то там про какие-то… «кванты»? Он ничего не понял, да и не жаждал. Как бы то ни было, письма Маргу внутри не оказалось, а вот пуговица всё ещё была.

— Выйти из отряда гораздо легче, нежели войти в него, — задумчиво, самому себе сказал Кельвин Сирли. — Видимо, он решил, что пора. Посреди суши, вдали от родных морей… что за глупость?

— Белый орк будет сопровождать матушку в ходе её паломничества. Вы тоже?

— Если ты действительно пророк, — огрызнулся наёмник, — то должен сам знать, зачем я здесь.

Хиас вздохнул.

— Я знаю. Потому и поспешил упредить вас.

— Зря. Проваливай.

— Бежать, поджав хвост, — не в вашем характере. Не попрощавшись, не сказав и слова.

— Я намерен подать краткий отчёт и сообщить старшим офицерам, что моя миссия провалена, запросить разрешение на уход, а уж потом пойду прощаться, если тебя это так беспокоит.

— Поставите матушку перед свершившимся фактом, даже не захотите услышать, что она думает? Это жестоко и несправедливо.

— Да кто ты такой, чтобы высказывать мне своё мнение?! — разозлился Кельвин.

— Я пророк, которому показано будущее… до некоторого предела. Я прошу вас хотя бы сначала попрощаться с матушкой, а потом браться за перо.

— Иди в задницу, коленоголовый, — бросил наёмник, не оборачиваясь.

— Если вы сейчас отправите послание, то можете не возвращаться назад. Я и мои братья позаботимся о том, чтобы вы больше никогда не встретились с матушкой. Для неё вы так и останетесь тем, кто сбежал, не попрощавшись.

— Я посмотрел бы, как у вас это получится.

Ответа не последовало, Кельвин обернулся и увидел Хиаса в полушаге от себя. Тот движением стремительным как бросок змеи захлопнул коробку, поймал выпавшую из углубления пуговицу и оказался вне досягаемости прежде, чем пальцы наёмника сомкнулись на его горле.

— Язвит вою душу… наглый ублюдок!

— Хотите воплотить задуманное? Заберите свою собственность силой.

— Из твоей мёртвой руки!

Ярость заклокотала у наёмника в горле, он метнулся к Хиасу и был сотрясён двумя ударами в грудь, которые последовали с задержкой в мгновение. Его отбросило как стенобитным орудием, кожаный нагрудник едва смягчил последствия. Кельвин согнулся, давясь кашлем, пытаясь пересчитать трещины в рёбрах, кулаки у старого мерзавца оказались литым чугуном.

Хиас не нападал, позволил противнику встать прямо, отдышаться, убрать повязку на лоб и обнажить оружие. Время поспешных глупостей и пустой брани ушло безвозвратно, теперь галантерейщик видел перед собой врага, с которым следовало считаться.

Мечи завращались, наёмник пошёл в атаку быстрыми выпадами, чередой финтов, переходя из одной стойки в другую, превращаясь то в мельницу о стальных лопастей, то в умелого мясника, пытавшегося убить быка одним ударом. Он отдавался схватке целиком… но её не было. Звездолобый только и делал, что утекал от ударов, неуязвимый в своей недосягаемости, с руками, заложенными за спину, гибкий и нечеловечески быстрый. Сирли стал понемногу уставать, а дыхание противника оставалось ровным и размеренным.

— Восхитительный предмет вы носите в своей глазнице, — сказал Хиас, вновь ускользая от атаки, легко разрывая расстояние. — Глаз, который видит следующую секунду. Несомненно, если я попытаюсь напасть, вы упредите меня с очень тяжёлыми последствиями. Скорость ваших рефлексов поразительна, как и способность тела поспевать за ними.

— Хочешь уболтать меня до смерти, старик?