Закончив свой гневный монолог, Таруб с неожиданной для стольполной женщины прытью вскочила с шелковой подушки, на которой восседала.Возмущенно шурша оранжевыми шелковыми юбками, она величественно выплыла изпокоев Захры.

Эта вспышка гнева неизменно добросердечной толстушки Тарубна какое-то время слегка отрезвила Захру. Да, она позволила своей неразумнойненависти к Зейнаб возобладать над трезвым рассудком… Так она просто привлечетк себе внимание наложниц, выставит себя на посмешище! О, она знала, скольмногие испытывают к ее благополучию и положению чернейшую зависть! Как обрадуетих ее падение! Просто смешно ненавидеть Зейнаб за одно то, что она молода ихороша собой… Она, как и все смертные, будет с каждым годом стареть, а ее краса— увядать. Она не обладает здесь властью!

А уж власть — о, это Захра хорошо знала, — и есть ключ ксчастью! Только власть — и ничто, кроме власти! А если юная прелестница ивпрямь ничего более не желает, «кроме как сделать счастливым Абд-аль-Рахмана,да из года в год рожать ему детей — тогда жертва она, Зейнаб! Просто жертва!Неужели она начисто лишена честолюбия? О, тогда она пропала! Ведь как толькочрево ее отяжелеет и талия расползется, калиф тотчас же утратит к ней всяческийинтерес! Ну, а когда дитя родится, вернется ли калиф к прежде любимой игрушке?Да полно, сможет ли она вернуть его благосклонность? Или, подобно большинствуобитательниц гарема, прежде любимых, будет позабыта?

Ну и пусть эта идиотка Таруб хоть каждый день бегает воДворик с Зелеными Колоннами навещать Зейнаб — наложницу, которую вскоре всепозабудут! Они из одного теста. Глупые и слабые… И пускай эта Зейнаб возомнит спомощью льстивой Таруб, что вскоре станет владычицей! Захра помнила дерзостьЗейнаб во время их первой встречи в бане. — Та была дерзка, несмотря на то, чтомолила ее о благосклонности, невзирая на то, что умильно улыбалась!» Не видатьей моей благосклонности, как собственных ушей, — мрачно думала Захра. — Она дляменя — пустое место. Мне на нее наплевать. А вскоре и калиф от нее отвернется…«

Но калиф был вне себя от счастья, когда узнал, чтолюбимейшая его наложница ждет ребенка. Он знал, что дитя было зачато в одну изтех страстных ночей, которые они провели вместе в Аль-Рузафе. Зейнаб должнабыла родить в начале лета. Когда же девушка уверилась совершенно в том, чтоносит под сердцем желанный плод, калиф призвал Хасдая-ибн-Шапрута, дабы тотподтвердил, что Зейнаб здорова и что дитя родится в срок. Ах, какой поднялся быскандал, если бы доктор не проник в гарем тайно, с величайшимипредосторожностями! Он явился в сопровождении своей помощницы Ревекки.., исамого калифа.

— Ты в тягости, — сказал он, лишь взглянув на Зейнаб. Да вэтом уже не было ни малейших сомнений…

— Верю в это всем сердцем, господин доктор, — откликнуласьдевушка.

— Перечисли мне подробно все признаки.

— Моя связь с луною прервалась, — начала она. — Меня частоподташнивает. А от сильных запахов — особенно от запаха еды — у меня головныеболи начинаются… Груди мои набухли и болезненны на ощупь — особенно соски. Имой повелитель не может теперь их коснуться, не причинив мне боли…

Хасдай задумчиво кивал, а затем подал знак Ревекке. Тавручила Зейнаб небольшую стеклянную чашу;

— Ты должна помочиться сюда, госпожа. Господин Хасдайисследует твою мочу.

Зейнаб удалилась за перегородку в сопровождении Омы, несущейпрозрачную чашу. Через минуту Ома вышла и вручила чашу врачу. Из-за перегородкипоявилась Зейнаб и уселась на удобный стул с широким, обтянутым кожей сиденьем.

Хасдай-ибн-Шапрут поднес к глазам чашу и некоторое времявнимательно смотрел мочу на просвет.

— Моча ее почти совершенно прозрачна, мой господин, —заговорил он. — Но опытному глазу уже заметна легкая, почти неприметная муть.Это вполне нормально. — Врач принюхался к содержимому чашки. — Здорова. —Потом, окунув в чашку палец, взял его в рот. — Здорова! — уверенно сказал он. —Моча чуть сладковата, но девушка вполне здорова, мой господин. В ее положениитак и должно быть. А теперь прошу вашего позволения осмотреть ее, мой господин.

Калиф кивнул:

— Можешь коснуться ее, Хасдай. Я знаю, что ты целомудрен.

Врач благодарно кивнул и обратился к Зейнаб:

— Дай мне руки, госпожа. — Внимательно осмотрев их, сказал:

— Отеков не видно — это добрый знак. И ногти свидетельствуюто здоровье, лунки у основания белы и чисты, синевы не видно — это также радует.А теперь прошу вас прилечь, госпожа… — Зейнаб послушно легла, и врач осторожноощупал ее живот. Удовлетворенный, он поблагодарил ее и обратился к калифу:

— Она несомненно беременна, мой господин, и, похоже,совершенно здорова. Она широка в бедрах и должна разрешиться легко…

— И вовсе я не широка в бедрах! — возмущенно воскликнулаЗейнаб. — Я тоненькая и стройная, мой господин хоть сейчас может убедиться…

— Я неловко выразился, госпожа, — извиняющимся тоном сказалХасдай. — Просто расстояние между бедренными костями достаточно велико, чтосулит благополучные роды.

— Ты стройна, словно юная нимфа! — сказал калиф, веселоулыбаясь.

— Ты шутишь! Ты смеешься надо мною! — воскликнула Зейнаб ирасплакалась.

— Вот и раздражительность — еще один признак беременности, —сухо отметил Хасдай-ибн-Шапрут. — В это время у женщины все чувстваобостряются.

— Проводи моего ученого друга и его помощницу во дворец,Наджа, — калиф старался говорить серьезно, с трудом удерживаясь, чтобы нерасхохотаться. Потом заключил любимую в объятия. — Ну-ну, моя любовь, перестаньплакать… Я обожаю тебя, Зейнаб — и у нас родится самое красивое на всем светедитя! Молю Аллаха, чтобы он благословил нас дочерью, столь же прекрасной, какмать! Назовем ее Мораимой.

— Мораимой? — всхлипнула Зейнаб, прижимаясь к плечу калифа.В его сильных руках было так покойно, так уютно…

— Да, моя любовь, — тихо сказал он, целуя ее во влажные отслез губы.

Подхватив ее на руки, калиф нежно уложил Зейнаб на постель.Встав подле нее на колени, он аккуратно расстегнул пуговки ее кафтана ипогладил груди.

— Ты так красива, Зейнаб, — нежно прошептал он, целуя ееслегка округлившийся животик. — Я люблю тебя и паше дитя.

Пришла зима, за нею наступила весна — и вот уже лето… Времялетело быстро. Чрево Зейнаб отяжелело и налилось. Но, ко всеобщему изумлениюкалиф отнюдь не утратил интереса к прекрасной своей наложнице. Напротив,казалось, что страсть его к ней день ото дня крепнет.

— Думаю, она сделается его третьей женой, — говорила ЗахреТаруб. Они почти не разговаривали друг с другом, но, демонстрируя стольнехарактерную для нее мстительность, Таруб захотела побольнее укусить Захру.Она не забыла ее жестокости. — Он ждет это дитя с таким нетерпением, что я егопросто не узнаю!