— Внимание! — крикнул Олдрик, и все повернулись к Главе, который левой рукой поднял длинный рукав правой практически до плеча, и все увидели, как он жмёт на красный знак.

Зеркальная стена отделила обвиняемого от зала заседаний, и сердце моё ёкнуло. Это что, клетка? Келлера пленили? Но почему знак красный? Олдрик уронил руки и отвернулся.

— Заседание Комитета объявляю закрытым, — устало произнёс он.

Я оторопело смотрела, как хранители медленно отходили от стола. Зазвучал приглушённый рокот, распахнулись стеклянные двери, за которыми я заметила людей в полумасках. Я вздрогнула: именно в таких масках были те, кто преследовал Канилу в Дубовой роще! Всё оцепенение с меня как ветром сдуло. Так волколак был прав! Нападение на логово лицензировал Комитет. Я оглянулась на Сигарда, который так и не покинул своего кресла и насмешливо наблюдал за мной.

— Вот и конец, ведьма, — удовлетворённо проговорил он.

Ладони мои вспотели, а дыхание стало рваным: наверняка этот гад и стоит за нападением! Злость волной накрывала меня. Конец, говоришь? Да ещё только начало!

Жестом фокусника я выудила из кармана брюк смятый листок и, потрясая им, упрямо воскликнула:

— А я его снова открываю! — Хранители замерли, и взгляды устремились ко мне. — На повестке дня тёмные делишки вашего замечательного Комитета! И пусть они многолетней давности, это не важно. Иначе, зачем все гонялись за воспоминаниями, которые собрала моя мать, великая Кики?

Голоса мгновенно стихли, а я села и медленно, с удовольствием распрямила лист на зеркальной поверхности стола. В зал вошли инститоры, и среди тех, кто был без масок, я заметила Ханка и Джерта. Хранители торопливо приблизились ко мне и склонились над списком, едва не сталкиваясь головами. С той стороны стола к нам потянулся Степан. Полицейский покачал головой.

— О, смотрите! — воскликнул он, и я вздрогнула от издевательских ноток в его голосе. — В списке не указано ни единого хранителя! Вот так совпадение! Здесь же сплошь неугодные служащие Комитета!

Я вскинула лицо, с ненавистью наблюдая, как он устраивался на месте обвинителя. Степан закинул ноги на зеркальный стол, и лицо полицейского расплылось в широкой ухмылке, а длинная чёрная чёлка упала на сощуренные глаза. Сигард же равнодушно смотрел на несостоявшегося инститора.

— А что же значат прочерки, Лихо? — удивлённо воскликнул Джерт, и я подскочила, с подозрением воззрившись на его невозмутимое лицо. Сероглазый инститор уселся прямо на стол, между креслами Степана и Сигарда, а его длинный палец заскользил по кривым рукописным строчкам: — Неужели… этих устранили?

Степан откинулся на спинку зеркального трона и расхохотался:

— Ты невероятно догадлив, дружище!

— Вот так-то Комитет и сохранял порядок? — ахнул Джерт и хитро покосился на Сигарда: — Устраняя не ведьм, творящих противозаконие, а уничтожая слишком честных инститоров и неугодных служащих Комитета?

Сигард вдруг подскочил и схватил инститора за грудки.

— Замолкни, щенок! Не то…

— Не то? — Джерт широко распахнул глаза: — Что?! Что ты сделаешь со мной, папочка? — Он мрачно скривился, и пальцы Сигарда разжались, хранитель отшатнулся, уронив руки. Лицо его вытянулось. — Ещё раз поверишь своему доброму другу, чтобы он лишил тебя памяти о родном сыне и о любимой женщине? Мёртвой любимой женщине! Ещё раз позволишь мне расти сиротой, сходя с ума от непонятно откуда свалившихся странных способностей? Что ты мне ещё сделаешь?!

В конце Джерт сорвался на крик. Я изумлённо смотрела, как некогда красивое лицо стало почти неузнаваемым от ненависти. Сигард медленно опустился в холодное зеркальное кресло.

— Джерт, — тихо произнёс Олдрик. — Всё это сделано для твоего же блага…

— Блага?! — взвыл Джерт и мрачно расхохотался. Он оттолкнулся и проехался по зеркальной поверхности стола, спрыгнув рядом со мной, а я вдруг ощутила на шее его мёртвую хватку. — Тогда я отплачу и тебе благом, надменный старик! Ты ведь знаешь, что мы помолвлены с твоей дочерью? Уж я постараюсь устроить из её жизни кромешный ад!

Я хватала ртом воздух, не понимая, что мешает мне дышать: пальцы Джерта ли на шее или жуткие слова инститора. Олдрик, избегая смотреть на меня, тяжело опёрся о зеркальный выступ с уликой и кнопками.

— Ты ошибаешься, — произнёс он. — Мара не моя дочь…

Я вывернулась и изо всех сил наступила Джерту на ногу, тот взвыл. Ощутив свободу, я бросилась к Олдрику:

— Эй!

Хранитель вздрогнул, спина его распрямилась, и Олдрик едва заметно повернулся, а я остолбенела, ощутив обжигающую боль от настигнувшего меня ощущения из старого сна… Нет! Из воспоминания, которое отобрала у меня мать. Задыхаясь от своей догадки, я прошептала:

— Не может быть! В тот день, когда Сигард лишился воспоминаний… Там, за дверью… это был ты?!

Олдрик вздрогнул, а рядом со мной снова возник Джерт, и я ощутила на талии его руку.

— Значит, великая Кики забрала воспоминания моего отца по приказу Главы Комитета? Бинго! Похоже, у нас есть свидетель незаконного воздействия. Мара не только услужливо предоставила нам список жертв, но и сама была жертвой. — Он склонился к моему уху и прошептал: — Тебе тоже несладко пришлось… Не переживай! Не все такие сволочи, как Олдрик. Меня вот спасла добрая сестричка, которая даже не подозревала, что у неё есть брат. А я потихоньку учился у Аноли пользоваться своим даром и просматривал с её помощью многие интересные воспоминания… Правда, бедняжка недавно лишилась девственности, что положило конец как нашим занятиям, так и её перспективам в карьере. Увы, женщинам в нашем роду жутко не повезло! Зато тебе повезло, я буду твоим мужем и следующей красной птицей иллюзий Комитета! — громче добавил он, обводя хитрым взглядом напряжённые фигуры хранителей.

— Нового Комитета, — добавил Степан, водружая на стол сумку, которую я отдала на хранение Забаве. — Главой которого стану я! Так что снисхождения не ждите, я ещё помню, кто не позволил мне пройти испытание…

Перед глазами у меня всё поплыло: неужели и русалка предала меня? Я хлопнула себя по лбу: она же влюблена в полицейского! Как я могла не подумать об этом, когда рассказывала об истинной сущности Лихо? Конечно, женщина предпочтёт любимого мужчину подруге… Да плевать на них! Я откинула руку Джерта и бросилась к Олдрику.

— Умоляю, отпусти Генриха! — вскричала я, хватая рукав его красной хламиды. — Пока всё не стало ещё хуже! Он в зеркальной клетке? Мне всё равно: я буду даймонией, буду сидеть в подвале, даже замуж выйду… за этого! Да что угодно! Убери то зеркало!..

— Он уже мёртв, любовь моя! — весело заявил Джерт, и сердце моё, казалось, остановилось. Джерт вальяжно приблизился, бесцеремонно оттолкнул Олдрика от выступа и постучал пальцем по кнопке с красным знаком: — Видишь это? Включает истинный синий огонь! Изобретение твоей великой и ужасной мамочки, между прочим.