— Так он же мёртв! — зло прокричала я и сжала кулаки, а из глаз моих снова полились слёзы. Олдрик опасливо покосился на мои руки, и я, глубоко вздохнув, попыталась сдержать рвущуюся силу: — Джерт сказал, что…

Олдрик покачал головой и серьёзно заметил:

— Не стоит верить словам инститора.

Я вздрогнула, вспомнив предупреждение Генриха, нетерпеливо вцепилась в руку хранителя и отчаянно затрясла её:

— Так он жив? Где же он? Тоже в подземелье? Я видела, что ты нажал на красный знак, и Сигард тоже… Что это значит? Говори же!

— Так дай хоть слово вставить, — пробурчал Олдрик, высвобождая руку: — И не тряси меня! Не очень приятно, знаешь ли, по лезвию меча прыгать.

Я отдёрнула руки, буравя его нетерпеливым взглядом. Олдрик с кряхтением поднялся на колени и вытащил из-под себя меч инститора.

— Сигард был прав, что не доверял мне. Мы с Кики вместе корпели над альковами правды, и я действительно знаю, как обмануть творение даймонии. — Он хитро усмехнулся: — Когда ты вовремя отвлекла внимание Комитета, я поменял местами кнопки уничтожения и перемещения…

Я радостно вскрикнула:

— Так Генрих жив?!

И, ощутив, как замерло моё сердце, вцепилась в кисть Олдрика так, что тот невольно застонал от боли. Я виновато отдёрнула руку, но на коже хранителя остались синюшные следы от моих ногтей.

— Вот же нетерпеливая девчонка! — возмущённо рявкнул он и добавил мягче: — Жив он, жив! Не могу же я убить человека, на которого моя дочь смотрит такими восторженным взглядом?

Я подскочила, прошлась вдоль монолитной стены и, потирая горящие уши, всё твердила, словно пытаясь убедить саму себя:

— Он жив. Он жив… Жив! — Резко остановилась, развернулась к Олдрику и спросила: — Но тогда где же он?

Олдрик тихо рассмеялся и покачал головой:

— Думаю, что вышел.

Я раздражённо осмотрела монолитные стены без признаков дверей, окон и каких-либо отверстий и грозно прорычала:

— Куда вышел?

Олдрик иронично хмыкнул, поднял указательный палец, и я запрокинула голову: в высоком потолке зияла чернотой дыра.

— А как он это сделал? — ахнула я.

— Понятия не имею, — пожал он плечами, и я нахмурилась. — Но тебе нужно поспешить! Генрих не из тех, кто останавливается на полпути. И раз он признал своё участие в развале старого Комитета, значит, вмешается и в создание нового. Но без тебя ему не справиться.

Олдрик с трудом поднялся и протянул мне меч.

— Это зачем? — насторожилась я.

Улыбка на лице Олдрика растаяла, а взгляд стал мрачным.

— Когда Кики была в гневе, — глухо проговорил хранитель, — то сила даймонии овладевала её телом настолько мощно, что ведьма могла даже летать! Но при этом всё живое задыхалось в потоке…

Я ощутила дурноту и, с ужасом посматривая на меч, поспешно отступила.

— Ничего не понимаю, — пробормотала я но, заметив решительный взгляд Олдрика, отрицательно помотала головой: — Да даже, если догадываюсь… я не смогу!

— Лучше так, чем задохнуться, — проворчал Олдрик. — Я же говорил, что деваться мне некуда. Не хотелось бы снова испытать твоё воздействие. Жутко неприятная штука! Всего один удар…

— Нет же! — крикнула я. — Я не смогу убить… и не только потому, что ты мой отец. Честно, не смогу!

— Раньше же могла, — бесстрастно пожал он плечами, и я закрыла ладонями уши, боясь даже подумать, что ещё натворила та маленькая девочка, которую я не помню. — Мара!

Я вскинула на него глаза и уронила руки:

— Вот именно! — вскричала я. — Айка могла, а я не могу, понимаешь? Ты совсем недавно просил меня оставаться Марой, так почему требуешь, чтобы я вновь стала Айкой?

Олдрик выругался и шагнул ко мне.

— Упрямая девчонка! — мрачно рявкнул он. — Разве ты не понимаешь, что жизнь Генриха всё ещё на волоске? И без тебя у мальчика нет шансов выжить. Джерт не зря вился вокруг тебя. Зная, что присутствие даймонии обеспечит голоса инститоров, а значит, и место Главы Комитета, он всячески пытался избавиться от соперника, к которому ты проявляла большую симпатию. Так воспользуйся этим! Поддержи Генриха, чтобы Джерт проиграл…

— Да что же это такое? — бессильно простонала я. — Я вам билет, что ли, на этот чёртов зеркальный трон?

— Примерно, — криво ухмыльнулся Олдрик, снова протягивая мне меч. — Свою жизнь Генрих сможет сохранить только на этом чёртовом зеркальном троне, Мара. Поспеши!

— Не буду, — упрямо проворчала я. — Придумайте что-нибудь другое, Олдрик! Раз Генрих выбрался отсюда без трупов, значит, и мы сможем…

Макушка вдруг взорвалась от боли, и я судорожно вцепилась в толстую верёвку, конец которой свалился мне на голову, не отрывая от неё озадаченного взгляда, а хранитель запрокинул голову и крикнул:

— Кто это?

— Аноли, — раздалось сверху. — Быстрее, вылезайте!

* * *

Я с воплем радости бросилась в объятия русалки.

— Забава! Ты как здесь оказалась?

— Тише ты, — прошипела секретарша, сжимая мои плечи, но на её светлом личике расплылась радостная улыбка. — Меня Аноли провела в Крамор. Ох уж эти подземелья! Мурашки по коже… Когда я вытаскивала Келлера, то чуть сама не свалилась в эту жуткую темноту. Как ты? В порядке?

— Погоди! — сердце моё замерло. — Так, Генриха вытащила ты? Но как ты узнала, что он будет здесь?

Забава обернулась на черноволосую инститоршу и нежно улыбнулась Аноли.

— Это всё она, — произнесла русалка. — Сказала, что Келлер, скорее всего, появится здесь, и оставила меня сторожить у подземелий, пока разбиралась с другими делами…

Я удивлённо посмотрела на Аноли, которая что-то тихо рассказывала Олдрику. Голова её была опущена, и девушка старательно отводила взгляд от Главы Комитета. Я настороженно посмотрела на Забаву.

— А зачем она провела в Крамор тебя? — тихо прошипела я. — Опять ловушка? Она же ненавидит меня, Забава! Наверняка что-то задумала…

Русалка помотала головой:

— Да нет же! Мы просто подружились. Ну знаешь, когда сбегали от инститоров той ночью… Между нами словно искра пробежала! Такого чудесного взаимопонимания у меня даже с тобой не было!

— Ну да, — саркастично усмехнулась я. — Я же с тобой голышом по ночам не бегала! Откуда бы взяться такому искрящемуся взаимопониманию?

Олдрик направился к нам и громко произнёс:

— Джерт объявил срочные выборы нового Комитета, и Генрих, скорее всего, направился туда. Тебе нужно поспешить, иначе Главой может стать красная птица иллюзий…

— Да и пусть бы стал! — не выдержала я. — Почему Генрих так отчаянно лезет на рожон? Неужели жизнь без власти не мила?