Я застонала и покачнулась, рукав выскользнул из моих ослабевших пальцев. Олдрик было бросился ко мне, но его оттеснили фигуры инститоров в полумасках, а в руках их заблестели короткие мечи. Вперёд выступил Ханк, и вид у него был крайне уверенный.

— Улики, предоставленные Джертом и Штефаном, позволяют лишить всех хранителей статуса! Крамор изберёт новых хранителей, а вас ждёт суд обновлённого Комитета. Прошу сдаться добровольно…

— А я против, — снова услышала издевательский тон Джерта, и его рука легла мне на плечи, помогая устоять на ногах. — Прошу тебя, Олдрик: сопротивляйся! Как всегда сопротивлялся тому, чтобы отдать кому-то место Главы. Сопротивляйся, и я прирежу тебя, как собаку, за твою подлость…

— Подлость? — возмущённо перебил его Олдрик. — Выбирай слова, инститор!

— Выбирать слова? — рассмеялся Джерт. — Хорошо. Мара, детка, какое ещё слово подходит? Разве не подло забрать предсмертные воспоминания женщины, которая хотела отомстить за любимого! Не подло лишать человека двадцати лет жизни?

Мне стало ещё хуже. Спорить больше не хотелось, хотелось лечь и умереть. Я передёрнула плечами, пытаясь стряхнуть руки Джерта, и яростно закричала:

— Да это не Кики… Это я! Я лишила памяти Сигарда!

— Правда? — удивился Джерт, и взгляд его стал колючим, а пальцы на моём плече сжались так, что я невольно вскрикнула: — Неужели, это была ты? Сколько же тебе было тогда? Год? Два? Как бы ты могла проделать такое? Даже не смешно!

Сигард тихо произнёс:

— Не повод для смеха, Джерт, — тихо произнёс Сигард, и Олдрик резко развернулся к другу: — Это действительно была маленькая девочка.

Джерт изумлённо посмотрела на меня:

— Так это была ты?! — Он зло расхохотался. — Да твой отец ещё хуже, чем я мог представить! Для того чтобы сохранить место Главы Комитета, он использовал не только ведьму, но и её маленькую дочурку. Я действительно плохо подбираю слова, ибо «подлость» — слишком мягкое слово для такого поступка. Теперь мне даже трудно придумать достойную месть…

Олдрик дёрнулся было, но рука Ханка легла ему на грудь, останавливая.

— Не трогай её! — прорычал Глава Комитета.

— Боюсь, не получится, — холодно улыбнулся Джерт и подмигнул мне: — Она же моя невеста! Как только я приму статус хранителя и займу место Главы Комитета, я буду трогать её, сколько и когда захочу!

— Прости, друг! — встрепенулся Степан, убирая свои ноги со стола. — Ты же обещал это место мне, а сам хотел стать красной птицей иллюзий…

— Прости, друг, — в тон ему ответил Джерт и кивнул на Сигарда. — Я решил не менять красную птицу, так что не суди меня строго, я сам займу вакантное место Главы… Ты же не думал, что на такую должность выберут человека, который даже не смог пройти испытание на инститора?

Сигард поднялся и, приближаясь к сыну, саркастично посмотрел на Степана:

— Джерт прав, — проговорил он. — Глава должен быть опытным инститором, и к тому же пользоваться силой даймонии. Только тогда Комитет станет сильнее! Мой сын — лучшая кандидатура для этой должности.

Лицо Степана побелело, кулаки сжались, а взгляд устремился к Джерту.

— Ты что, за моей спиной сговорился с Сигардом? — вскочил он.

Джерт пожал плечами:

— Зачем же мне сговариваться с собственным отцом? Он и так на моей стороне… хотя бы из чувства вины. Я немного сомневался, будет ли он претендовать сам на место Главы, но, к счастью, Сигард благоразумен.

— Решил предать меня? — угрюмо спросил Степан.

— Предательства — это по твоей части, — улыбнулся Джерт и взглядом показал на меч инститора: — Я же в курсе, кто подбросил меч Генриха в логово волколаков…

Степан мягким кошачьим шагом приблизился к мечу, и длинные пальцы его осторожно прикоснулись к холодному лезвию.

— Решил сделать из меня козла отпущения? — понимающе усмехнулся полицейский. — Вот только я не стану признаваться в том, чего не совершал…

— Знаю, — спокойно ответил Джерт и резко толкнул Степана.

Тот покачнулся и, чтобы устоять, опёрся рукой на рукоять меча, и в тот же миг один из инститоров в полумаске вонзил Степану в живот свой меч. Полицейский на миг замер, а потом его тело рухнуло на пол.

Джерт встряхнул меня за плечи.

— Это мой подарок тебе, Мара, — проговорил он. — Лихо предал Генриха и понёс за это наказание.

Я опустила взгляд на поверженного предателя, но даже не ощутила удовлетворения от свершившегося правосудия. Сердце моё беспрестанно ныло, отчаяние сжимало горло и хотелось только одного — умереть, чтобы прекратить эту агонию. Какая разница, кто виноват? Мне всё равно, кому достанется власть Комитета. Это всё Генриха к жизни не вернёт…

— Мара, — прошептал Степан, прижимая руку к окровавленному животу, и я вяло посмотрела на умирающего полицейского, сквозь слёзы едва различая его черты. — Помни, о чём я тебе говорил: Кики работала на Комитет добровольно, никто не смог бы её заставить. Ты тоже даймония, не позволяй поступать так с собой, выпусти свою силу!

Но я лишь опустила голову, не в силах и руки поднять. Какая сила? Я была слаба, как новорожденный котёнок.

— Ошибаешься, Лихо, — холодно произнёс Джерт, наблюдая, как бывший друг истекает кровью. — Кики не работала на Комитет, она создала его. Но вот беда, её возлюбленному Олдрику было мало места Главы, он захотел больше власти, вот старик и подставил ведьму…

— Это неправда! — громко сказал Олдрик. — Я готов подтвердить это в алькове правды! Мара увидит…

Джерт отрицательно покачал головой.

— Я уверен, вы знаете, как обмануть альков. У меня есть идея лучше, — равнодушно произнёс он и повернулся ко мне: — Мара, золотко, очнись на минутку! Где то воспоминание, которое ты забрала у моего отца? Я уверен, что оно сейчас при тебе… Ты же пошла ва-банк, когда ступила на порог Комитета! Хочешь узнать, почему Генрих так ненавидел ведьм? Хочешь узнать, что за монстр живёт в тебе? Я тебе покажу…

Олдрик зарычал:

— Нет! — и шагнул к Джерту, но хранители схватили его за руки.

— Смотри, как забеспокоился, — ухмыльнулся Джерт. — Я был прав: Олдрик не хочет, чтобы ты узнала правду!

— Это опасно! — горячо возразил Олдрик. — Вспомни, что стало с Сигардом, когда…

— Когда он вмешался в ритуал Аноли? — перебил его Джерт. — Это не удивительно, так могло быть с любым воспоминанием. Мара, не тяни! А то я передумаю, и ты никогда этого не узнаешь…

Я дрожащими пальцами выудила из кармана фиолетовый кулон и раскрыла ладонь. Сероглазый инститор подцепил тонкую цепочку указательным пальцем так, что сосуд покачнулся у моего лица. Воспоминание мгновенно накрыло меня, и я забыла, как дышать, а сердце забилось так, что, казалось, сейчас не выдержит и остановится навсегда. Да лучше бы так оно и случилось.