для нее лично. И, конечно же, в обмен на кровную клятву. Это ведь не она желает уничтожит невинное дитя.

Ношвайле знала о ненависти все. Она ее выносила и родила, и дала ей имя Латан.

Дорогие читатели! От всей души благодарю вас за звезды, комментарии и награды! Это очень-очень приятно и очень важно для меня ))

30. Святая

На миг я ощутила глубокую скорбь по девочке, у которой отняли способность любить, но миг прошел. Той девочки давно не было на свете.

— Ваше горе не делает вас особенной, — сказала непримиримо. — У Ферта отняли семью, у Клео память, у Рейнхарда Истинную, у Мильта жизнь, у Кантоша Гнездо…, и никто из них, никто из нас, не убивает налево и направо.

— Надо соизмерять свои желания с возможностями, — согласилась императрица. — Кто знает, что бы вы натворили, будь у вас возможность? Но не хочу более тратить на вас время. Латан получит Вальтарту, даже если Вальтарта придется сжечь дотла!

Она вновь подняла руку, накрывая нас куполом огневой мощи, а я автоматически активировала щит, ощущая его недолговечность. Защита никогда мне не давалась, я атакующий дракон, как Тео, как Ренхард, как императрица. Чтобы выиграть этот бой нужно атаковать первой, но тогда придется убрать щит, и тогда Клео и Ферт погибнут. Императрица загнала нас в ловушку.

— Прости, — шепнула Клео, дотронувшись до моей руки. — Беременность не дает мне активировать драконицу, даже магию отдать не могу. Драконята слишком сильные, тянут из меня силу.

Снова накрыл страх. Не смогу! Погибну здесь вместе с Клео, а Теофас, потерявший Истинную, сложит крылья и камнем упадет на землю, чтобы напоить ее императорской кровью. Я не должна этого допустить! Не должна!

Вплела подрагивающими пальцами в щит немного темных потоков, но это не помогло, драконий огонь императрицы был слишком силен. Не знаю по какой причине старик Ферхе не присоединился к атаке, но нам повезло. Иначе бы мы не продержались и минуты. Хотя и без него приходилось туго. Покои превратились в пылающий ад. Артефакты, вживленные в стены, со щелчком ломались от жара и магии, как орехи, придавленные каблуком. Сердце испуганно колотилось в груди.

Нас спасла глупость.

В центр жара прыгнула бумажно-тонкая фигурка Латан, раскинув руки.

— Мама, постой!

Огонь дрогнул и… погас. Остаточное пламя стекало по белоснежным рукам, оставляя раны, но принцесса и не думала двигаться с места. Гадать о причинах ее самоубийственной доброты пришлось недолго.

— Не убивай Клео, она пригодится живой, чтобы держать Серебряного анта в узде после смерти Теофаса и… этой.

Ну вот, а мне казалось, что Латан меня не любила. Оказывается, не казалось.

Вместе со страхом за себя, за Клео и Теофас меня вдруг накрыла невыносимая боль. Виски словно стальным обручем сдавило. Храм тряхнуло, как большую каменную шкатулку, которой отвесил пинка сказочный великан.

Драконы атаковали город. Теофас принял решение сжечь скверну. Теперь, когда на меня не давила аура императрицы, я всем сердцем чувствовала пламя своего Истинного.

«Сейчас!» — шепнуло в голове, и я не сразу поняла, что это голос улиточки.

Как во сне подняла руку, но даже подумать не успела, как и на меня тут же хлынул двойной огонь клана Ферхе. Императрица и ее отец, выдернув Латан с линии огня, атаковали нас с Клео. Вот только на этот раз я не успела выставить щит.

Я просто встала по центру огня, закрывая Клео, потому что это единственное, что мне пришло в голову. Тело вспыхнуло факелом, но… боли не было.

Пламя уже не жгло — обнимало, ластилось к мыскам туфель, как преданный пес. Я несмело провела пальцами по рыжим огневым завиткам, приручая стихию и несколько долгих секунд смотрела внутрь драконьего огня, складывающегося в странные символы и картинки.

Императрица, пылая новой яростью, усилила магическое давление, но и этот огонь вплелся новыми волокнами в моего огненного зверя — послушного и прирученного.

Рывок и огненный зверь откинул императрицу в пылающие стены храма, старик Ферхе отпрыгнул сам, но было видно с каким усилием ему дается простой физический бой с овеществленной магией. Ранить Латан я не хотела, но прыжок магического зверя смел ее в сторону, как проигравшую фигурку с шахматной доски.

Я медленно повернулась к Ферту.

— Город горит. Открой двери храма для раненных. Если мать-драконица снизойдет к нам, внутри первого божественного круга излечится каждый.

Улиточка внутри меня одобрительно заворчала, заворочалась, Ферт заколебался, но вдруг быстро кивнул и чуть отступил. Я с удивлением увидела, что мои руки полыхают проявленной золотой аурой. Нет. Не только руки. Я вся горела золотой пленкой драконьей императорской ауры.

Словно притягиваемая невидимым магнитом, двинулась прочь из покоев.

Мельком увидела пораженное лицо Клео, склоненные головы храмовников, искаженные ужасом и злобой лица обоих Ферхе, Ферта… А после все на свете перестало иметь значение. Я прошла все три зала в обратном порядке, щелчком пальцев распахивая двери храма, которые не открывались для детей Вальтарты долгие три века.

В залу хлынул поток измученных людей, умоляющих о спасении. Запах гари и крови заполнил стены храма. Раненных было так много, что вскоре в глазах у меня рябило от лиц и ран, им нужно было больше места, больше лекарств, больше лекарей. Больше… доброты.

— Ваше Высочество, — измученная Клео беспомощно подняла коробку с бинтами. — Храм привык полагаться на божественную силу, здесь почти нет лекарств и бинтов, а артефакты нацелены на защиту.

— Есть еще зелья с заклятьями, которые мы раздаем в праздники страждущим, но это маленькие лекарственные заклятья. Остановить проказу или вылечить прыщи, они не закроют раны.

Вместе с ней рядом остановилась одна из храмовниц с опаской глядя на моего магического зверя, то ластящегося к рукам, то скачками мечущего по стенам, неожиданно уходя в тень, а после выпрыгивающего у самых дверей, пугая веев.

— Есть еще благословения богов, но они совсем маленькие и малоэффективны. Благословение пары или ребенка, или беременной вейры на талантливое дитя, да и места уже нет, а раненых становится только больше.

Один из храмовников устало развел руками. Вуаль у него сбилась набок, а платье запачкалось в крови и гное, но он не высказывал ни отвращения, ни брезгливости. Истинный служитель.

Я обернулась на статую отца-дракона и матери-драконицы, но с удивлением обнаружила, что они снова исчезли, а в центре храмового круга нет никого кроме меня.

«Мне нужна