Слизнув проклюнувшийся яд, Рубин напряг слух. Вслушался в шорох почвы неподалеку, в отзвуки чьего-то трёпа, в топот наверху. Сознаться, он и в страшном сне не мог представить, что Судьба подтолкнет его на столь дурное перепутье. Он просто желал поговорить с Олеандром. Расспросить его о Глендауэре, а позже, свершив месть, влиться в клан фениксов.

Но Судьба распорядилась иначе. Не имел Рубин ничего против Олеандра, а уж тем более против Сапфира. Беда в том, что ныне и один, и другой пребывали в Барклей, как и Глендауэр.

С другой стороны, Азалия все равно нагрянет в лес, верно? С Рубином или без него. А ежели он последует за ней, глядишь, сумеет оттащить брата подальше от возможной резни. Вдобавок воплотит мечту в явь. Исполнит обещание, бросит к сапогам Янара клятую беловолосую голову.

И примет наследие.

Гибрид, нареченный от рождения Рубином, испарится. Его провозгласят Оганом, сыном Азера.

— Вижу, ты согласен, — Азалия поднялась. — Сразу предупрежу: надумаешь обмануть меня — тотчас жизни лишишься.

— Не подпускай ко мне Каладиума и его подпевал! — прошипел Рубин. — Иначе жизней лишатся они!

— Птерис и Клематис мертвы, — выдала она, и он вскинул брови. — Да-да, не удивляйся.

Взмахнув плащом, Аспарагус покинул пещеру. Прежде чем ступить следом, Азалия обернулась и наградила Рубина лукавым взглядом, словно говоря: «Можешь убить Каладиума, ежели желаешь».

— Окажешь мне услугу, — добавила она, подтверждая домыслы, и упорхнула в коридор.

Не хотел Олеандр пятнать имя отца, но нависшая над Барклей угроза не оставила выбора. Страх за будущее клана, а вдобавок осознание, что один в поле не воин, вынудили его покаяться — рассказать дриадам о вылазке в пристанище мертвых и упокоенной там лже-Азалии.

Сердце рвалось из груди, когда он ступил к Вечному Древу и во всеуслышание объявил:

— Дочь Стального Шипа жива!

Лес затих. Испуг и отрицание. Предчувствие беды и перемен. Чувства дриад слились в сплав, из которого сковалась тишина. Над поселением будто тень огромного крыла нависла.

Сознаться, Олеандр малость опешил. Ко всему он подготовился: к ураганам вопросов, суматохе, нападкам. Он даже брата рядом поставил на случай, ежели в лоб снова полетят плоды. Но от безмолвия страховки не нашлось. Жаль, потому что выносить его оказалось куда сложнее, нежели брань и укоризненные взоры.

Еще и отцовская тиара — подумать только, тонкий обод с золотыми листьями! — сдавливала череп раскаленной цепью.

Что сказать? Как поступить? Олеандр сглотнул, взывая себя к успокоению. Молчание угнетало. Заводило мысли в тупик, обращая пеплом те немногие крохи уверенности, взращенные накануне сбора. Не сумел бы он подсчитать, сколь долго тишина отравляла воздух, обычно горящий криками и пересудами.

Просто в какой-то миг солнце заиграло на кронах прощальными отблесками.

В голове что-то щелкнуло. Слова нашлись. Олеандр подобрался и произнес:

— Что ж… — Голос не подвел. Прозвучал ровно и твердо, словно гул низких струн. — Не мне судить о содеянном правителем. Но мне, как его единственному сыну и наследнику, отвечать за последствия. Многим из вас известно, что в прошлом, прежде чем изгнать дочь, владыка Эониум ужал её чары и отрезал от рода. Полагаю, за долгие годы скитаний Азалия заручилась поддержкой вырожденцев. С их помощью она умертвила наших собратьев. За ней уже протянулся кровавый след, а ныне она жаждет власти и возвращения отнятого. Хочется верить, в клане нет дриад, которые ей потворствуют. Но если таковые имеются, прошу, воззовите к разуму. Подумайте дважды, кому вы благоволите, кого ведете к верхам.

Последние слова отгремели и затерялись в умах собравшихся. Олеандр скрестил ладони у груди. Показал собратьям сперва тыльные их стороны, а потом внутренние. Благо он хоть омыться не запамятовал — ведь жест тот как бы говорил, что речи его столь же искренни, сколь чисты руки.

Тогда-то поселение и ожило. Разговоры окружили Олеандра, летая от членов правительственного совета к знати, от ремесленников к травникам и оружейникам. Площадь наполнилась шепотками, сквозь которые он пробирался твердым шагом существа, которого все — он знал! — разок, но сравнивали с отцом и дедом. Кто-то подскакивал ближе, чтобы увериться в правдивости услышанного. Кто-то сокрушался, мол, слабая голова наследника не выдержит испытания властью — куда ему, юнцу, тягаться с выродками и дочерью Стального Шипа?

Двух таких умников Олеандр пронзил взглядом. И мужчины, смутившись и добавив суховато: «Господин», повалили прочь, прячась за соплеменниками и придурковатыми улыбками.

Зелен лист, он мог бы призвать их к ответу. Мог бы спросить, как они, великие мудрецы, сподобились бы отразить удар Азалии. На худой конец — заверить, что не свершит необдуманных поступков.

Но какой с того прок? Всё равно дриады только отшутятся. Бросят, дескать, военное дело — забота правящих и хранящих. И отступят с доброжелательными поклонами превосходства. Следовательно, нужно идти дальше. Шаг за шагом, пока не потухнет в груди пламя гнева.

Тычок брата остановил Олеандра. Они застыли посреди узкой тропки, стиснутой лекарнями, которые держались на честном слове. В одной из них, прикипевшей к древесному стволу гнездом, непрерывно разжигали свет. Белесые вспышки били по ставням, рассыпаясь ворохом искр. Долбились в стены, отчего хижина казалась живой — того и гляди отрастит ноги и убежит в неведомые дали.

— Вот ведь гадство! — донесся оттуда девичий голосок, и Олеандр тяжело вздохнул.

Стало быть, Эсфирь опять постигла неудача. Что ж, он предвосхищал, что даже она не совладает с недугом Фрез.

— У тебя ладный почерк, — вымолвил он и покосился на брата. — Напиши владыке лимнад Гайе. Расскажи об угрозе. Скажи, я прошу у Вальтос помощи. Пусть направят к нам хранителей.

— Не желаете уведомить Танглей? — Изо рта Глендауэра вырвалось морозное облачко. — Ааронг?..

— Глен, где Барклей, — с нажимом произнес Олеандр, — и где Ааронг, а уж тем более Танглей? Положим, я напишу им. Как скоро они приведут воинов? А ежели я вытяну океанид зазря? Да твой отец мне потом шею свернет!

Он запнулся и тихо добавил:

— Все мои предположения шиты белыми нитками, сознаешь? А вдруг Азалия водит нас за нос? Вдруг эти её слова и подписи на аурелиусах ничего не значат? Вдруг это хитрый ход? Я вытяну океанид сюда, а она между тем на Танглей нападет. У вас там Лета́ в узилище заточен, не забыл?

— Вы недооцениваете мощь океанидов.

Возможно. А скорее, попросту паникует, утопая в страхах и сомнениях.

— Получилось? — Восклик Эсфирь вторгся в уши столь же резко, сколь и беспрепятственно.

Неужели?.. Олеандр ринулся к лекарне, но холодные пальцы поймали его за ворот рубахи и дернули на себя.