Образ порога, за которым открывается иной мир, хорошо знаком детской литературе, и классической, и современной. Современные читатели в первую очередь припомнят, наверное, «Платформу 9 3/4» на лондонской станции Кингс-Кросс, а читатели более ранних поколений, в том числе сам Льюис, подумали бы о книгах Эдит Несбит (1858–1924), которую и поныне чтут за классические повести эдвардианской эпохи «Дети железной дороги» (1906) и «Заколдованный замок» (1907).

В детстве Льюис с большим удовольствием читал книги Несбит и вспоминал сильное впечатление от трилогии «Пять детей и чудище» (Five Children and It, 1902), «Феникс и ковер» (The Phoenix and the Carpet, 1904), «История амулета» (The Story of the Amulet, 1906). Заключительная книга трилогии была ему особенно дорога, Льюис утверждал, что во взрослые годы может с наслаждением ее перечитывать[579]. Вся трилогия посвящена пятерым детям, которые по той или иной причине выходят из дома и переживают восхитительные приключения, общаясь со странными и удивительными людьми и иными созданиями. В том-то и суть: чтобы дети смогли проникнуть в таинственные новые миры и освоить новые идеи, они должны выйти из привычной им среды. Эта тема явственно звучит в «Хрониках Нарнии».

Один из ключевых образов Несбит: связь или мост между двумя мирами, который мудрые способны найти и использовать. Как прежде Джордж Макдональд (1824–1905), Несбит описывала таинственную границу между обычным миром и миром магии, повседневным и зачарованным. В «Заколдованном замке» она объясняет, как работает «магия перехода»:

Но Льюис обязан Несбит не только идеей границы, порога, за которым простираются странные миры. В ее сборнике рассказов «Магический мир» (The Magic World, 1912) мы натыкаемся на сюжеты, подозрительно схожие с нарнийскими. Так, в истории «Тетушки и Амабель» юная Амабель нечаянно загубила клумбу своей тетушки и в наказание была отправлена в спальню наверху. Там девочка обнаружила кровать, большой шкаф и расписание поездов — в шкафу, как выяснилось, скрывалась волшебная железная дорога, уносящая в иные миры[581].

Переход границы играет большую роль во всем нарнийском цикле. Этот образ позволяет читателю войти в необычный мир и исследовать его вместе с героями сказки, переживая их подвиги и приключения. Особенно помогали процессу освоения нового мира иллюстрации Полин Бэйнс (1922–2008), которая к тому времени уже украсила своими рисунками издание «Фермера Джайлса из Хэма» (Farmer Giles of Ham, 1949) Толкина. Бэйнс предложила серию иллюстраций, которые, по мнению Толкина, идеально передавали самую суть его сказки. Он с восторгом писал издателям, что иллюстрации превзошли все его надежды: «Это больше, чем иллюстрации, это дополнительные сюжеты». Он так хвалил эти рисунки, что друзьям показалось, будто его собственный текст превращается в «подписи к картинкам»[582]. С этого началось длительное плодотворное сотрудничество автора и иллюстратора. Понятно, почему Толкин рекомендовал художницу Льюису, когда издатель счел необходимым снабдить «Льва, колдунью и платяной шкаф» иллюстрациями.

Но с Льюисом у Бэйнс сложились гораздо более формальные и холодные отношения. Встречались они, по-видимому, всего дважды. Один раз Льюис очень коротко и небрежно пообщался с художницей на лондонском вокзале Ватерлоо, непрерывно поглядывая на часы, чтобы не опоздать на поезд (по слухам, в тот день Бэйнс записала в дневнике: «Встречалась с Льюисом. Вернулась домой. Испекла печенье»). Отношения их, и без того не слишком близкие, осложнились, когда Бэйнс узнала, что Льюис, в глаза отзывавшийся о ее иллюстрациях в высшей степени позитивно, за ее спиной выражался о них гораздо более сурово, особенно об умении Бэйнс рисовать львов.

По-видимому, Льюис неверно оценил талант Бэйнс и не понимал, как ее иллюстрации помогут читателям представить себе Нарнию, в особенности благородного повелителя Аслана. Казалось бы, детский опыт самого Льюиса, влюбившегося в Вагнера благодаря иллюстрациям Артура Рэкхема, мог бы подсказать ему, как важны рисунки, с какой силой пленяют они воображение. Льюис и не догадывался, что мир его воображения обрел лучшую из возможных визуализаций. Одна из самых выразительных иллюстраций Бэйнс — девочка, идущая рука об руку с фавном, под зонтиком, в заснеженном лесу.

В феврале 2008 года благотворительная просветительная организация Великобритании Booktrust, «поощряющая людей любого возраста и принадлежащих любой культуре радоваться книгам», провозгласила «Льва, колдунью и платяной шкаф» лучшей детской книгой всех времен. Бесспорно, увлекательное повествование Льюиса заложило основы для такого признания, но многие бы сказали, что иллюстрации Бэйнс сыграли свою роль и, может быть, в итоге с этим согласился бы и Льюис. Ведь ответил же он на поздравительное письмо Бэйнс, когда в 1956 году «Последняя битва» получила медаль Карнеги как лучшая детская книга: «Разве это не „наша“ медаль? Я уверен, что жюри рассматривало не только текст, но и иллюстрации»[583].

Изначально сказка «Лев, колдунья и платяной шкаф» задумывалась как самостоятельное произведение, и ее можно и сейчас читать и оценивать отдельно. Другие сказки Нарнии «вылупились» из этой первой, даже «Племянник чародея», который по внутренней хронологии предшествует «Льву, колдунье и платяному шкафу». Позволив нам вступить в Нарнию посреди ее истории, Льюис пробудил в нас желание узнать и будущее этого мира, и прошлое. «Племянник чародея» — пролог, способ прояснить настоящее, заглянув в прошлое.

Семь сказок можно упорядочить тремя способами: по дате написания, по дате публикации или по внутренней хронологии. В таблице представлены эти три заметно отличающиеся друг от друга принципа.

Полное собрание «Хроник Нарнии», опубликованное HarperCollins (2005), включает предупреждение: «Хотя „Племянник чародея“ написан через несколько лет после того, как К. С. Льюис приступил к „Хроникам Нарнии“, он хотел, чтобы в цикле эта сказка стояла на первом месте. Издательство HarperCollins счастливо представить эти книги в том порядке, в каком предпочитал их видеть профессор Льюис». Это с виду однозначное утверждение на самом деле — скорее оставляющая место для сомнений интерпретация, чем прямое выражение взглядов самого Льюиса[584]. Льюис ясно давал понять, что сказки можно читать в любой последовательности и воздерживался от каких-либо предписаний по этому поводу.