от собственных комнат, только от подобного подспорья мало прока — двери всё равно закрывались лишь снаружи. Получается, что Сэль не мог запереть их на замок, даже если хотел того. Он был неспособен защититься от внешней угрозы, и ощущение непреходящей опасности, наряду с бессилием, не давали ему сомкнуть глаз. Однако, Сэль не спал ещё и по иным причинам.

Вскоре в дверь два раза робко постучали — то был знак, которого выжидал наследник. Повременив ещё чуток, он поднялся с постели, засунул ноги в туфли с мягкой подошвой и направился на тайное свидание.

В огромном и запутанном Янтарном дворце наличествовало слишком много узких переходов, секретных комнат, незаметных апсид и альковов, которые частенько использовались недобросовестными слугами и дворянами не по назначению: например, для запретных переговоров или внебрачных связей. У Сэля было мало верных сподвижников, поэтому вряд ли бы кто-то захотел заключать с ним тайные союзы или стал бы вводить мальчишку в суть заговоров. А предаваться похоти за гобеленами и знамёнами — вообще занятие не благородное, на которое у самого наследника не было ни малейшего желания. Впрочем, и у Его Высочества тоже имелось кое-что, что надлежало скрывать от посторонних глаз.

Прежде, когда ещё был жив Тэй Алькосур, прислуживать наследному принцу считалось за величайшую честь среди придворных, и любой высокопоставленный вельможа пытался снискать такую милость для собственного отпрыска. Везло, разумеется, далеко не всякому, ибо здесь, как и в праздничных поединках или на турнирах, победить хочет каждый, и никто не желает проигрывать, но выиграют только единицы, а проиграют тысячи. Поэтому сызмальства Его Высочество окружали лишь наиболее выдающиеся и доблестные сыны знатных и могущественных домов. Правда, когда удача отвернулась от семьи Амуин, заодно с ней от наследника отвернулись и все былые «верные пажи» и «преданные наперсники», кроме одного — Э́мерона Чёрного Вереска.

Из прозвища этого статного и физически развитого молодого мужчины сразу становилось ясно, что он принадлежал дому Кирн, дому Чёрных Ворот, чьим родовым символом были скромные цветы вереска, украшающие нежно-сиреневыми и бледно-розовыми росчерками песчаные пустоши, гари, дюны и склоны гор самого восточного края Элисир-Расара. Первоначально одногодки Эмерон и Дуностар были заклятыми друзьями, постоянно сражающимися за внимание подрастающего наследника престола, но, когда звезда Аонов взошла над зелёными озёрами Исар-Динн, а светило Кирнов, наоборот, упало за горизонт, для великолепного и несравненного Дуностара уже никто не был истинным соперником. Всех приближённых принца разогнали взашей, лишив Сэля и свиты и возможности построить отношения с выдающимися дворянами, которые бы основывались на взаимной привязанности и общих интересах. У Дуностара попросту исчезла необходимость добиваться благосклонности будущего правителя, когда власть перешла в руки его семьи — дяди, двоюродной тётушки, отца, занимающего пост одного из донгов, и многих других представителей фамилии.

А вот отстранить от двора Эмерона у королевы-регента и Главного советника так легко не получилось, всё-таки его отцом являлся Эйлетт Чесферон, первый ар Кирн, донг от дома Чёрных Ворот, и единственный приближённый Тэя Алькосура, уцелевший из свиты безвременно погибшего мага-короля. Дело в том, что, когда Тэй отправился на царскую охоту, Эйлетта с ног свалила корь. Пережить столь страшную болезнь уже в зрелом возрасте — тяжёлое испытание. Однако именно корь уберегла Эйлетта от неминуемой кончины, а также подарила его сыну и дочери основания для мечтаний о куда более славном будущем.

Эмерона Чёрного Вереска не изгнали из дворца, ибо он находился под покровительством собственного отца и всего дома Кирн, который имел плотные связи с другими видными домами, и даже со жрецами Дубовых Рощ. Тогда ещё самонадеянные Аоны были не готовы вступать с Кирнами в открытое противостояние, и потому пришлось отписать Эмерону некоторый пост. Сейчас он управлял подразделением дворцовой стражи, но главным образом работал по ночам. Эмерон всегда испытывал приязнь к Сэлю, не только во имя долга или ради блага семьи, в конце концов, он был на шесть с половиной лет старше наследника и заботился о Его Высочестве в детстве, словно о дорогом братишке.

Теперь за Эмероном пристально следили шпионы королевы и соглядатаи Зархеля, однако у Чёрного Вереска в тайниках тоже были припрятаны опасные вещицы. Он не желал отрекаться от принца, и, хоть и вынашивал в голове некоторые честолюбивые планы, всё же его сердце оказалось куда более чистым, чем у других.

Сэль Витар ожидал появления Эмерона за одним из гобеленов, на индиговом и тёмно-бордовом фоне которого был изображён белоснежный единорог в окружении доблестных рыцарей и прекрасных дам в пышных нарядах. Сначала послышались шаги, отзывающиеся гулкой поступью в коридорах, затем шуршание кожи и лязг металла, и дыхание Его Высочества замерло, ведь так давно ему не выпадал шанс мирно побеседовать с Эмероном. Вообще-то, Чёрный Вереск, двадцатидвухлетний пятый ар дома Кирн, частенько передавал какие-нибудь гостинцы принцу через Сагрену, которую специального для этого и охмурил. Именно через руки Эмерона проходил целительный настой, помогающий выводить из организма всё вредоносное, который изготавливала Ирмингаут для своего бывшего воспитанника. Но это — уже иная история.

Рядом с занавеской кто-то остановился и по материи пробежала лёгкая волна. Сэль видел ноги стража в элитном обмундировании, но побоялся заговаривать первым. В конечном счёте, он доподлинно не знал, кто именно придёт на тайную встречу — всегда можно перехватить секретное послание, подсмотреть чужие знаки и предупредить нежеланное свидание.

— Приветствую Вас, Ваше Величество наследный принц, — шёпотом отчеканил человек за гобеленом.

— «Высочество», — поправил Сэль пришельца, в котором мигом опознал Эмерона по характерной ошибке. — Ныне пока ещё ко мне надлежит обращаться как к «высочеству», а не «величеству», и тебе известно это, Эмерон.

Стоящий за тканью воин широко и лучезарно улыбнулся, положив правую руку в перчатке на круглый набалдашник меча.

— Сердце моё ликует при звуках Вашего голоса. Ничто не бодрит так, как бесконечные упрёки Его Высочества.

— Как… как там твоя сестрица поживает? Ещё не нашла себе нового суженого?

— Как!? — Эмерон чуть не поперхнулся от возмущения. — Да как Вы можете вообще произносить такие мерзости? Вы же знаете, что рука Гилмиры уже принадлежит Вам, и лишь Вы по-прежнему занимаете её мысли.

— Ей уже двадцать четыре года нынче исполнилось, — безрадостно, но спокойно заключил Сэль. — Весьма почтенный возраст для невесты, не считаешь? Вот я и подумал, что раз моя удача не улыбается мне больше, раз она почернела и прохудилась, то не разумней ли подобрать более подходящего супруга для твоей старшей сестры? Что предпринял твой отец?

— Ничего! Клянусь! — Эмерон Чёрный Вереск рад был бы выкрикнуть это и во всеуслышание развеять