даже искушённых. Его мелкие, плотно прилегающие к телу чешуйки, его грива, проходящая вдоль хребта и состоящая из чего-то среднего между перьями и шерстью, его когти, его рога — всё было безупречным. Да что там, даже кровь в туше сохранилась! Один из рабочих нечаянно задел драконьи останки киркой, и металл окрасился в ало-бордовый. Безусловно, после того как климат стал менее суровым и вечные мерзлоты растаяли, земля треснула и высвободила из долгого плена сию великолепную находку, дракону полагалось бы испортиться. Особенно если учесть, что люди начали целенаправленно вырывать его из прилегающего грунта, но — нет. Туша по-прежнему оставалась свежей, хоть давно и разморозилась, гниение не поразило её, виной чему, определённо, являлись несметные залежи окаменевшего либбо неподалёку.

Зиртан очень хорошо предотвращал гниение и помогал сберечь останки для последующих поколений, поэтому его частенько использовали для мумификации. Правда, так поступали люди древних времён, теперь же в Элисир-Расаре были распространены иные порядки, и погибших погребали по-другому. Секреты мумификации канули в забвение вместе со старинными обычаями и культурой, и никогда более не показывались под светом солнца, лун и звёзд, в отличие от этого дракона. Только вот плоть ящера совсем не напоминала мумию, отнюдь. Она была мягкой и упругой, так что, сдаётся, сюда примешалось ещё некое чудовищное и могучее колдовство.

Людей, окружающих руины храма, тревожило очень много вопросов. Например, никто из них прежде не видывал драконов, никто даже толком не верил в их существование, хотя гигантские огнедышащие ящеры были созданиями пусть и магическими, но довольно распространёнными на землях с более тёплым климатом. А этого дракона, мало того, что реально существующего в настоящем, в прошлом ещё кто-то заботливо украсил ожерельями и браслетами из драгоценных янтаря и золота. Это что, получается, что грозный хищник был приучен к рукам и служил своим владельцам? Тот самый хищник, что нынче славится неукротимым нравом, кровожадностью и полным безразличием к разумным тварям?

Народ решил, будто их господа выкопали из почв вотчины Аонов неподдельного бога, кого-то наподобие Кардрагона. Им было невдомёк, что давным-давно даже безмозглые теперь драконы обладали живым и подвижным разумом. Они являлись колдунами от природы, их чародейская кровь сочилась майном, и майн, как водится, свёл своих хозяев с блестящей дороги просветлённого ума на тропу мрачного безумия. Впрочем, до беспамятства и помешательства дракон со здравым рассудком и чётким самосознанием вполне способен был украсить сам себя. Только такие тонкости не интересовали обывателей, они предпочитали верить в сказки, и всё прибывали и прибывали к подножью Горы Тысяч, дабы бить челом перед разморозившейся тушей дракона как перед великим божеством. Они хотели и поглазеть на Кардрагона лично, и поприветствовать его, и желали показать небесному владыке собственные лица, чтобы, «в случае чего», бог узнал их среди толпы, а затем помог своим промыслом.

— Ур! Химгур! Кардрагон!

— Ур! Химгур!

Однако, в предместьях Орма, состоящих из равнин и пологих речных долин, всё было далеко не столь простым, каким виделось на первый взгляд. Даже Гора Тысяч на поверку горой не являлась — то был низкорослый холм, курган, что остался от древнего, заброшенного города, руины коего вернула в своё лоно матерь-земля. Теперь его покатые бока и плоскую вершину покрывал густой слой пышной, зелёной растительности, а глубины заселили насекомые, черви и полевые мыши.

Разве Фахарис не стяжала имя той, которая превращает мёртвое в живое, а живое — в мёртвое? Ведь храм, всё ещё засыпанный буро-золотистой суглинистой почвой, посвящался именно ей, а не Кардрагону, и именно её нетленный корпус бережно очищали от завалов рабочие.

Что же касается дракона, то сейчас очень трудно вообразить, что приключилось на самом деле, да и не особенно это волновало Зархеля Великолепного, основного учредителя раскопок, ровно, как и его приближённых или подчинённых.

— Можно как-то избавиться от крикунов? — прохрипел высокий мужчина с бледной кожей, лицо которого скрывала тень от широкополой шляпы.

С первого мгновения Луридас решил, что этот жилистый и заносчивый тип держится чересчур надменно для того, кто ведёт столь неблагородную и презренную деятельность. Он странно одевался, ещё более странно выражался, дерзости ему было не занимать, и, мягко говоря, он вообще никому не нравился в лагере. Впрочем, прислуга лишь и судачила о том, что якобы в жилах этого высокомерного красавца с острыми чертами лица текла кровь некоего великого, бессмертного происхождения, вроде эльфов или аранов, но столь разбавленная, что она не принесла главного дара своему обладателю — бессмертия.

— Они тревожат негулей, — пояснил белоликий мужчина, дотрагиваясь пальцем до края полей шляпы, украшенной металлическими колечками.

Раздался лёгкий перезвон, после чего он продолжил:

— Если негули тревожатся, то они становятся агрессивными. Если они агрессивны — это вызывает проблемы, могут возникнуть осложнения.

— Тревожатся? — недовольно наморщившись, переспросил Луридас. — Разве воплощения утопших — это не обычная нежить? Что она может чувствовать? Она не ведает страха, ей чужда боль.

Однако голос Луридаса звучал безучастно и отрешённо, так, словно ему уже давно наскучил данный разговор. Ныне в мыслях шпиона было лишь одно — то, что его дражайший брат-близнец до сих пор не вернулся с плёвого задания, и Луридас едва мог совладать с собственными эмоциями.

— Обычная нежить? — язвительно усмехнулся собеседник. — Если под «обычной нежитью» вы, уважаемый, понимаете тех тварей, которых призвали ниеды из царства умертвий, дабы они исполняли волю хозяев и сеяли всюду их же чаяния, то — нет, воплощения утопших — это не «обычная нежить». Это вам не какие-нибудь бродячие мертвецы или костяная армия, всецело подчиняющаяся повелителю. Негулей сотворила сама природа, неведомые силы естества, или, возможно, их породили источники дикой магической энергии — не известно, однако я вполне уверенно могу сказать: это вам не «обычная нежить», и с негулями необходимо проявлять осторожность. Ими будет гораздо сложнее управлять.

— Ниеды? — повторил мужчина непонятное слово, но спутник пренебрёг его речами.

Словечко это, привезённое из Мирсварина и взятое из хатра — языка древних, — означало любое разумное и одушевлённое существо, обладающее сознанием, однако в Элисир-Расаре редко встречались иные происхождения, кроме людского, поэтому местные его не употребляли.

Мужчины двигались вдоль центрального котлована раскопок к скромной палатке под непромокаемым навесом. Быть непромокаемым на землях дома Тёмных Ручьёв, под этим вечно промозглым и моросящим небом, считалось чрезвычайно полезным. Ведь даже если капельки дождя вначале кажутся россыпью бриллиантов на клинке, потом они послужат причиной возникновения ржавчины. А, коли ржавчина въестся в металл, то меч уже ничто не спасёт, из разящего и верного он превратится в непригодный. Конечно, требуется время для того, чтобы изморось