то есть старшинскую, раду в Козельце из своих сторонников, которые и выбрали его гетманом; но Золотаренко не признал этой рады и такое избрание назвал самовольством. Самко казался особенно подозрительным еще по родству с Юрием Хмельницким: по своей сестре, матери Юрия, он приходился последнему дядей, и были основания обвинять его в тайных сношениях с племянником. Недовольны были также в Москве и некоторыми его распоряжениями в качестве наказного гетмана; например, он запрещал торговым людям принимать в уплату московские медные деньги.

Соперничеством Самка и Золотаренка воспользовался третий претендент, чтобы проложить себе дорогу к гетманству. То был Иван Мартынович Брюховецкий, когда-то слуга Богдана Хмельницкого, а теперь кошевой атаман на Запорожье, человек ловкий и пронырливый. Обоих названных полковников он обвинял или в измене, или в корыстолюбии и всяких неправдах, а себя выставлял преданнейшим слугой великого государя и непримиримым врагом ляхов. Он даже предлагал совсем отменить гетманское достоинство и заменить его малороссийским князем, собственно московским наместником, и указывал, как на подходящее для того лицо, на окольничего Федора Михайловича Ртищева. Но, конечно, это был сознательный неисполнимый проект, придуманный для вящего угождения Москве. Брюховецкий сумел перетянуть на свою сторону и самое влиятельное в то время духовное лицо в Восточной Малороссии, а именно епископа Мефодия, то есть бывшего протопопа Максима.

После того как Дионисий Балабан изменил великому государю вместе с Выговским и удалился из Киева, митрополичья кафедра оставалась свободной и епископ Черниговский Лазарь Баранович вновь исполнял обязанности блюстителя Киевской митрополии. Но так как посреди происходивших смут и шатости умов он не обнаружил особого усердия и энергии в поддержании царской стороны, то московское правительство обратило особое внимание на деятельного и усердного своего слугу нежинского протопопа Максима Филимоновича и вызвало его в Москву, где в мае 1661 года его, нареченного в монашестве Мефодием, поставили во епископа Мстиславского и Оршанского; с таким титулом он был отправлен в Киев и назначен блюстителем митрополичьей кафедры. Дионисий Балабан обратился к константинопольскому патриарху с жалобой на насильственное отнятие у него сей кафедры; его жалоба, поддержанная гетманом Хмельницким и поляками, имела успех: патриарх изрек на Мефодия анафему. Хотя впоследствии, по ходатайству московского царя, анафема была снята с Мефодия, однако она успела произвести впечатление в Малороссии и увеличить смуту в умах.

Посреди раздоров, происходивших на левой стороне из-за гетманства, летом 1662 года Юрий Хмельницкий переправился через Днепр и пошел на Самка, стоявшего лагерем перед Переяславом. Самко отступил в город; а потом, подкрепленный московским гарнизоном, вышел в поле, разбил неприятеля и прогнал его обратно за Днепр. Кременчугские казаки в это время изменили, передались на сторону Хмельницкого и впустили его казаков в город; но московский гарнизон, подкрепленный мещанами, удержался в замке; а потом, когда прибыла помощь от князя Ромодановского, мятежные казаки потерпели полное поражение. В июле Ромодановский вместе с Самком и Золотаренком переправился за Днепр, поразил Хмельницкого, занял Канев и Черкасы. Однако войско Хмельницкого, подкрепленное татарами и поляками, принудило Ромодановского к отступлению на левый берег. Тут последний потерпел еще поражение от Мухаммед-Гирея и спасся в город Дубны. Но вскоре затем Юраско Хмельницкий, заслуживший нелюбовь казаков, окруженный всякими интригами, чувствуя под собой колеблющуюся почву, сам сложил с себя гетманское достоинство и постригся в Чигиринском монастыре. Гетманом на западной стороне был выбран известный Павел Тетеря.

Взаимные обвинения в измене, толки и пересылки Украйны с Москвой о выборе настоящего гетмана разрешились только в следующем, 1663 году. Государь послал окольничего князя Даниила Великого Гагина с указом всем властям, чтобы собрать большую черную раду, которая должна выбрать гетмана вольными голосами по старым войсковым правилам, утвержденным переяславскими статьями при Богдане Хмельницком. Эта рада собралась под Нежином. Несмотря на возражения взаимнопомирившихся Самка и Золотаренка, к участию в этой раде допущен был Брюховецкий со своими запорожцами, о чем хлопотал епископ Мефодий, который и сам прибыл на раду. Черная рада началась 17 июня. Одни закричали: Брюховецкого! Другие: Самка! Вопрос был решен силой, запорожцы и вообще сторонники первого бросились в драку на самковцев и одолели их. Самко протестовал против насильственного выбора своего противника и потребовал новой рады. На другой день, 18 июня, собрали раду опять. Тут Брюховецкий был выбран подавляющим числом голосов, ибо на его сторону успели перейти самковцы. Тогда Гагин утвердил его избрание, а епископ Мефодий в местной соборной церкви Св. Николая привел его к присяге на верность великому государю. Новый гетман ознаменовал свое торжество тем, что дал волю запорожцам побить некоторых полковников и заменить их людьми преданными. Мало того, он, вместе с Мефодием, испросил у московского правительства разрешение отдать на войсковой суд людей, обвиняемых в измене. Этот суд приговорил к смертной казни нескольких человек из старшины; в их числе потом были казнены Самко и Золотаренко. Несколько других обвиненных в оковах отправили в Москву. Самко и Золотаренко, конечно, не были образцами добродетели; но, как мы видели, они оказали немалые услуги Москве и ни в коем случае не заслуживали такой жестокой кары. Измена их не была доказана, и они погибли жертвой клеветы и злобы коварного Брюховецкого, которому великороссийское правительство выдало их так же неосновательно, как впоследствии Искру и Кочубея столь же коварному Мазепе. Вообще московские правители долгое время не могли разобраться в украинских отношениях и лицах и постоянно делали промахи как в выборе последних, так и в своих с ними поступках.

Брюховецкий первые годы своего гетманства, по-видимому, усердно служил Москве в борьбе с поляками и казаками-изменниками. Эта борьба велась большей частью мелкими партиями и осадами или обороной городов. Подущениями правобережного гетмана Тетери некоторые поднепровские города на левом берегу передались на его сторону, каковы Кременчуг, Поток и Переволочна; сюда явился его наказной гетман Петр Дорошенко; с русской стороны действовал небольшой конный отряд московского стряпчего Григория Косагова, с которым по временам соединялся Серко с горстью запоржцев и калмыков. Чтобы отвлечь татар от помощи полякам, они ходили также под самый Перекоп и в октябре едва не взяли татарскую крепость. Брюховецкий, подкрепленный воеводой Хлоповым, между тем отобрал изменившие поднепровские города. Но в это время в Москву пришла тревожная весть о том, что король собирает силы и снова зовет крымцев, чтобы лично напасть на Левобережную Украйну и отвоевать ее так же, как он почти отвоевал Белоруссию. И гетман Брюховецкий, и епископ Мефодий усилили свои просьбы о присылке большого войска для обороны Киева и всей Украйны. Мефодий еще дружит с гетманом и хвалит царю его службу, конечно надеясь с его помощью