Принцесса Серрена наконец выбрала себе почетных матрон, чтобы сопровождать ее к алтарю, посвященному Исиде, египетской богине любви и брака, и Лакедемон - богине любви Афродите. Она начинала с шестнадцати дам, по жене каждого из мелких королей. Но это привело к горечи и язвительности, к слезам и взаимным обвинениям среди жен, которые не были избраны. Серрена и королева Техути были вынуждены увеличить их число сначала до тридцати двух, а затем до сорока восьми, но их единственным условием было то, что свадебные подарки будут увеличены на то же количество. Это было решение, которое удовлетворило всех – и не в последнюю очередь Серрену. Дары были сложены высоко перед алтарем богинь. Позади них собрались многочисленные отряды полков, по очереди исполняя боевые гимны, которые были вызовом нашим врагам на противоположном берегу матери-Нила и объединяющим призывом к нашим союзникам, стоявшим квадратом рядом с нами.

По мере приближения полудня музыка становилась все громче и неистовее, обнаженные мечи выбивали дробь на сверкающих бронзовых щитах, и десять тысяч голосов сливались, как гром небесный. Затем, когда пробил час, наступила внезапная тишина, такая полная, что это была атака на человеческое ухо, поразившая весь мир.

Ряды десяти тысяч беззвучно расступились, и вперед выступила высокая и властная фигура фараона Рамзеса, нового правителя нашего Египта. Он прошествовал к алтарю богинь Исиды и Афродиты, затем, повернувшись лицом к воротам женского лагеря, где находилась Серрена со своими почетными матронами, поднял правую руку, и началось пение.

Сначала оно было сладким, теплым и тихим, как летний бриз с волн ленивого океана. Затем оно превратилось в пение радости и оду любви. Ворота женского лагеря распахнулись, и сквозь них проплясали две шеренги женщин, одетых в радужные одежды. В каждой колонне было по двадцать пять женщин. Их ноги были босы, а волосы украшены лентами и цветами. Они смеялись и пели, хлопая в ладоши или бренча на лире, китаре и других струнных музыкальных инструментах. Правую колонну возглавляла царица Техути, а левую - ее сестра, принцесса Беката.

Между двумя рядами шли мужчина и две женщины. Это был король Гуротас, весь в золоте и драгоценностях. В короне у него были рубины, а на туфлях - бриллианты. Его туника была из пурпурного шелка, а штаны - из кремового. Его бурное веселье было настолько заразительным, что его люди не могли сдержаться и смеялись вместе с ним.

Женская фигура справа от него была высокой и гибкой. Она доставала Гуротасу до плеча, но с головы до кончиков пальцев ног была покрыта золотой тканью, сверкавшей в лучах полуденного солнца. И все же она держалась с такой грацией и энергией, что, несмотря на то, что лицо ее было скрыто вуалью, ни один человек, взглянувший на нее, ни на миг не усомнился бы, кто она такая.

Египетский фараон Рамсес протянул к ней обе руки, и король Гуротас, сделав пируэт, заставил свою дочь пересечь разделявшую их пропасть и в конце концов присел в глубоком реверансе у ног ее жениха. Рамзес взял ее за руки и поднял на ноги. Затем он потянулся за золотым покрывалом, покрывавшим ее голову, и с размаху откинул его, представив принцессу Серрену во всем ее истинном великолепии с вершины ее сияющей головы, чьи замечательные золотые локоны были украшены сеткой и жемчугом, вниз по волнистому многоцветному шелку, который цеплялся за каждую выпуклость и впадинку ее тела и конечностей.

Человек или Бог, но в тот день среди нас не было ни одного, кто не признал бы ее самым прекрасным созданием, какое мы когда-либо видели.

Они начали танцевать, и мы танцевали вместе с ними. Только когда солнце село и наступила темнота, жених и невеста удалились в приготовленное для них жилище. Тем не менее, празднование продолжалось до конца той ночи.

Я танцевал и с Техути, и с Бекатой, а потом ускользнул и вернулся в свою палатку, не попробовав ни капли превосходного вина Гуротаса, которое, признаюсь, испытывало мою решимость почти до предела. Я проспал до двух часов до восхода солнца, затем проснулся в самый темный час ночи и спустился к реке, осторожно обходя пропитанные водой туши, разбросанные наугад, как жертвы жестокой битвы.

Ориентируясь только по звездам, одетый в набедренную повязку, с ножом в ножнах и сумкой с рыбьими черепицами на шее, я шел вброд, пока вода не достигла моего подбородка, и тогда я начал плыть. Я без промедления миновал знакомый первый остров и направился ко второму. Я уже начал опасаться, что не заметил его в темноте, как вдруг он возник передо мной, освещенный первыми проблесками зари. Я наклонился, чтобы подойти к нему со стороны реки, используя большую часть острова, чтобы прервать течение.

Затем я нырнул вниз, к основанию острова на дне реки. К этому времени свет уже достаточно усилился, чтобы я мог сравнить образование второго острова с первым. Я был поражен, обнаружив, что он был идентичен почти во всех отношениях. Он был такого же размера или настолько близок к нему, что это не имело большого значения. Он тоже был крутой, как и первый, отвесно поднимавшийся со дна реки. Теперь я мог быть уверен, что оба они были построены людьми, вероятно, одним и тем же человеком или людьми.

Это, должно быть, потребовало большого труда и почти не принесло никакой пользы или выгоды. Ни один из двух островов, которые я посетил до сих пор, не был достаточно высок над водой, чтобы быть полезным в качестве сигнальной башни; на самом деле они, казалось, были намеренно построены низко, чтобы избежать обнаружения. Тот факт, что они были построены в глубокой, быстрой воде, подчеркивал трудность работы, проделанной древними народами. Я рассматривал возможность того, что это остатки плотины или шлюза, но они были расположены слишком далеко друг от друга, и на берегу реки не было никаких признаков того, что была попытка направить воду в другое русло для каких-либо целей, таких как орошение или домашнее использование.

Теперь уже было достаточно светло, чтобы разглядеть опоры для рук и ног и взобраться по стене на вершину сооружения. Поднимаясь, я понял, что это такая же круглая башня с плоской вершиной, но не такая сильно обветренная, как первая. Когда я добрался до вершины, то увидел, что там были следы высеченной каменной кладки, которая выветрилась