Шатающейся походкой девушка вышла в большую комнату-кухню, где несмотря на весеннюю погоду, жарко топилась большая русская печь. Женщина, суетившаяся возле неё, ловко орудовала деревянной лопатой, вытаскивая твёрдые калачи. Она обернулась на Глашу растеряно застывшую у входа и приветливо кивнула.

– Проходи. Я тебе завтрак накрыла, а у меня сегодня торговый день, поэтому тороплюсь. Сейчас из города за хлебом приедут.

Глаша кивнула молча села за стол и, отодвинув матерчатую салфетку, посмотрела на утреннее изобилие еды. Варёные яйца, сметана с накрошенной зеленью, смешные маленькие котлетки, крупно нарезанная картошка в масле и большие ломти ржаного хлеба.

– Тебе кофе сварить? – Поинтересовалась женщина.

– Да если можно. – Глаша уминала завтрак и с набитым ртом спросила. – А как вас зовут?

– Наталья Сергеевна. – Она улыбнулась.

– Я не очень помню, как к вам попала? – Глафира отломила кусок котлеты и, потанцевав им в сметанном соусе, с наслаждением съела.

– Это у тебя от стресса! – Сказала женщина.

– Что? – Вскинула глаза Глаша.

– Я говорю есть так хочется от стресса. Ко мне тебя привезли, потому что я раньше работала судмедэкспертом, а ты в больницу ехать наотрез отказалась. Ну ничего, мы тебя на ноги быстро поставим. Я коллегам позвонила, прокапала тебя вечером, сейчас вижу легче уже. – Женщина рассказывала и одновременно укрывала хлеб большим белым полотном.

– А как вы здесь оказались? – Спросила Глафира.

– Устала от городской суеты, вспомнила бабушкины рецепты и переехала жить в деревню. – Женщина закончила с упаковкой и взялась за кофемолку. Она насыпала порцию зёрен и, включив кнопку, стала ждать. – Но речь не обо мне. Скажи мне как твоё самочувствие?

– Уже гораздо лучше. – Немного слукавила Глаша.

– Глафира, ты мне врёшь! – Женщина залила кофейный порошок кипятком и поставила джезву на плиту. – И ставишь под удар всю операцию! И людей которые работают рядом с тобой. А ты вы же Глафира не хлеб печёте, как я. Вы жизнями рискуете и здесь не место эгоцентризму.

Над медным ковшиком вскипела коричневая пенка, Наталья Сергеевна вовремя сняла с плиты и налила густой напиток в чашку, забелила молоком и поставила рядом сахарницу.

– Так как ты себя чувствуешь? – Спросила женщина, глядя на неё в упор.

Глаша отпила глоток кофе, задумалась и покачала головой:

– Плохо, определённо плохо.

Дверь в сенях стукнула, и на пороге появился Визгликов.

– О, Польская! – Сказал он. – Уже жрёшь? – Засвидетельствовал капитан ситуацию.

– Здравствуйте!

– Наталья Сергеевна, вы просто волшебница. – Стас потянул воздух носом. – Хорошо у вас, уютно и пахнет вкусно.

– Кушать хотите? – Спросила женщина улыбнувшись.

– Нет, дел много. Я вот за подопечной вашей. Можно забирать? – Визгликов глянул на растерянную Глашу.

– Я не думаю, что она готова продолжать работать. Может сорваться. – Просто сказала женщина. – И всех подставить.

А Глашу словно ошпарили кипятком. Девушка не была готова к тому, что сейчас её будут прилюдно препарировать. Она опустила глаза и долго смотрела, как по поверхности напитка плавает неудачно приводнившаяся мошка. Насекомое даже не пыталось сопротивляться, оно просто плавало, без смысла, цели и усилий. Глаша почему-то представила, что она именно так и живёт.

– Я смогу! – Вдруг сказала девушка. – И даже если я сорвусь, то максимум что я сделаю, это буду плакать. А если я жертва, то это нормально!

***

Кирилл пришёл в управление и, заняв любезно предоставленный на время кабинет, расположился за столом. Он поставил сумку и долго сосредоточенно смотрел в блестящую поверхность, изучал каждую трещинку, проявившуюся на лаке от времени, и думал. Кирилл пришёл в следствие из-за матери. Он связался с плохой компанией и глубоко в душе уже был сам не рад этому. Но чувство юношеского максимализма и рвущего душу протеста не позволяло ему согласиться с общим мироустройством. А главное, ему почему-то всегда хотелось досадить Анне. Он пил, курил, шлялся по дворам, потом стоял на шухере. И пошёл бы дальше, если бы не вмешалась Лисицына. Точнее, то что с ней произошло. Он прекрасно помнил тот день, когда ему позвонил мамин коллега и попросил приехать в больницу. У Кирилла впереди маячила тусовка, но госпиталь был по дороге, и молодой человек попросил друзей остановиться возле него. И Кирилл до сих пор помнил тот момент в мельчайших подробностях.

Большое серое здание утыкалось крышей в низкие осенние облака, мелкий колючий дождь, перемешанный со снегом, сыпался на серый асфальт, юноша выбрался из тёплого салона машины и побежал внутрь. Он сказал друзьям, что скоро вернётся.

Кирилл не знал, что произошло у матери на работе, и почему она неделю не появлялась дома. Но это ему было только на руку и паренёк особо не переживал. Войдя в здание, он издалека увидел бледного как полотно маминого коллегу. Тот махнул рукой и, попросив белый халат для Кирилла, повёл его наверх.

– Что случилось-то? – Юноша нехотя нацепил на худые плечи униформу.

– Пойдём! – Проговорил тот. – Кирюха, ты только не волнуйся. Прости, что раньше не позвонил. Я думал, всё обойдётся.

Они вышли в длинный безликий коридор, здесь маячило ещё пару знакомых лиц, зачем-то стоял священник, что особенно напрягло юношу.

– Чё происходит? – Нервно спросил он.

– Здравствуй, Кирилл! – Навстречу ему шагнул начальник Лисицыной. – Кирилл… Аня, – он помолчал, – твоя мама! – Он шумно выдохнул. – Короче, её доставили в больницу час назад!

Когда Кирилл вошёл в палату, он в принципе не сразу понял, куда идти и какое отношение к его матери имеет человек с месивом вместо лица, лежащий на кровати. Узнал он Анну только по руке, вывалившейся из-под одеяла, у неё на запястье был сильный ожог ещё с детства.

– Что это? – Севшим голосом спросил он.

– Аню похитили ещё неделю назад. Она разрабатывала очень серьёзную операцию, но исчезла по дороге домой. Мы искали её неделю и нашли только сегодня! Кирилл, гарантии что она выживет нет. – Тихо сказал он. – И скорее всего, она скончается в течение нескольких часов. Мы вызвали тебя попрощаться!

Кирилл помнил, как внутри у него мгновенно всё заледенело. Холод пробрался в каждый сосуд, застыла жизнь в каждом капилляре, почти неслышно билось сердце. Потом что-то щёлкнуло, и он вдруг стал двигаться как робот, словно в одну секунду повзрослел и вырос. Он выгнал скорбящее сообщество, категорически запретил заходить священнику, ему казалось, что если тот переступит порог, то это подведёт черту под жизнью матери.

– Кирилл, ты неправ! – Проговорил начальник Лисицыной.

– Я совершеннолетний и единственный её родственник! – Сказал юноша в ответ и закрыл двери в палату перед их носом.