А с Гарри, Мышонок, все кончено. Это Пудель все испортил, а сам взял и исчез. Теперь я уже никогда не смогу просто так заглянуть к Гарри домой или хотя бы подняться на минутку в его классную комнату; я даже заранее приготовленный для него подарок не смогу ему отдать. Нет, с этим покончено, как в свое время было покончено и с «Нетертон Грин». И мне точно так же придется к этому привыкнуть. Ну, тебе-то, конечно, ничего объяснять не нужно. Но я этого никогда не забуду. У меня такое ощущение, словно что-то умерло. Только это «что-то» не очевидное, ни для кого не заметное. Но хуже всего – что я никому ничего не могу об этом рассказать. Даже тебе, Мышонок.

А тот альбом «The Wall», который я хотел подарить мистеру Кларку, я оставил себе и вместе с тем списком пластинок, которые я еще только собирался купить, спрятал подальше. Вот только пластинки эти я теперь, наверное, покупать не стану. Не уверен, что у меня на это духу хватит. И не потому, что мне больно вспоминать о прошлом. Как раз наоборот! Нет, я понимаю, конечно, что должен был бы испытывать душевную боль, но знаешь, Мышонок, на самом деле я чувствую себя просто прекрасно – каким-то очень живым. Я себя настолько живым никогда раньше не чувствовал. Такое ощущение, словно я стал бессмертным или что-то в этом роде. И я – впервые с тех пор, как себя помню, – не боюсь умереть. И теперь я совершенно отчетливо представляю себе все – и Мое Состояние, и мое будущее. И все в этом будущем такое сверкающее, новое, как свежевыпавший рождественский снег. Знаешь, когда идет снег, можно напрочь позабыть о том, что скрывается под его пушистым покрывалом. Под свежевыпавшим снежком становится прекрасным даже наш старый глиняный карьер. Автомобили-развалюхи кажутся облаченными в белые хрустящие плащи; под снегом исчезают даже бесчисленные кучки собачьего кала. А если вдруг выглянет солнце, то все вокруг кажется осыпанным алмазной пылью. В снегопад на поверхности темной воды в Шурфе появляются маленькие белые островки. А сама вода словно укрыта кружевной вуалью из серебристых снежинок, как та невеста-зомби из мультфильма, что куталась в свою сгнившую, покрытую плесенью свадебную фату.

И вот мое четвертое решение, Мышонок: надо немедленно перестать об этом думать. Пусть все воспоминания останутся под пушистым одеялом девственно-чистого снега. Нет никакого смысла без конца прокручивать в памяти те жуткие события. Вот только отчего-то воспоминания о них вызывают у меня на редкость приятные ощущения. Возможно, в этом и заключается моя главная проблема. Некоторые вещи дарят человеку столь сладостные моменты, что он постоянно стремится эти моменты повторить, а потом ему уже становится трудно остановиться. Это, наверное, как наркотики. Или как Плотский Грех – во всяком случае, если судить по рассказам Голди, очень похоже. Я, возможно, скоро вообще перестану описывать свои ощущения в дневнике. А может, и сам дневник вести перестану. Велико, конечно, искушение поговорить об этих вещах хотя бы с тобой, Мышонок, но я свое желание затопчу, как люди затаптывают свежевыпавший снежок. Хотя мы-то с тобой по-прежнему будем знать: это никуда не делось; оно там, внутри нас, какими бы милыми мы ни выглядели. Мы с тобой хорошо знаем, что на самом деле я далеко не «чистое дитя», как считает мой отец. Как знаем и то, что выпавший снег скоро растает, а вот Мое Состояние никогда не изменится. И мы оба отлично понимаем, что любые принятые решения на самом деле нестойки – как и некоторые люди – и в общем принимаются для того, чтобы потом их нарушить.

Тот глиняный карьер всегда пользовался дурной славой. Его обнесли изгородью, понавесили предупреждений «ПРОХОДА НЕТ», но это не мешало ему с давних пор служить для мальчишек излюбленным местом игр и хулиганских выходок. Когда мы с Эриком еще носили блейзеры школы «Сент-Освальдз», мы не раз использовали этот карьер для боев с противником – господи, просто трудно поверить, сколько же лет назад это было! На самом деле эти затопленные и относительно неглубокие шахты выглядели действительно, как в том фильме о духе темных и пустынных вод; к тому же играть там и впрямь было небезопасно, поскольку карьер использовали в основном как свалку для всяких ненужных вещей, а также для самых разнообразных отходов и мусора.

Теперь наверняка любой ученик «Сент-Освальдз» с опаской отнесся бы к прогулке в таких местах. И Чарли Наттер вряд ли был исключением. Спасибо той старой телекомпании – ее фильм обязательно показывают во всех начальных школах. Так что Чарли Наттеру было хорошо известно, чем опасны темные пустынные воды. Вот почему, наверное, лишь через неделю после его исчезновения было решено все же обследовать затопленный глиняный карьер. Все остальные места, кажется, уже обыскали. На церкви даже плакат вывесили: МОЛИТЕСЬ ЗА ЧАРЛИ. А к воротам «Сент-Освальдз» люди стали нести цветы и свечи. Мистер Спейт и наш капеллан организовали круглосуточные дежурства, а Стивен Наттер, ЧП, выступил в передаче «Смотри на Север»[111], обратившись к общественности с просьбой не прекращать поиски его сына.

Общественность, естественно, охотно откликнулась, хотя результатов это не дало. Чарли якобы видели в Манчестере, Шеффилде и даже Халле[112], но тревога каждый раз оказывалась ложной. Молбри и «Сент-Освальдз» начинали готовиться к самому худшему. В игру также вступили СМИ, и первой подхватила эту историю государственная пресса. Совершенно непримечательный, нервный, вечно какой-то дергающийся мальчик теперь выглядел буквально позолоченным случившейся с ним трагедией. Даже те ребята, что в школе полностью его игнорировали, со слезами рассказывали о дружбе с ним. Даже газета «Молбри Икземинер» (никогда со школой «Сент-Освальдз» не дружившая) описывала пропавшего подростка как пользовавшегося невероятной популярностью в коллективе, что, ясное дело, усугубляло трагизм, связанный с гибелью этой юной жизни.

Хотя никому, разумеется, не хотелось верить, что мальчик действительно погиб. С другой стороны, что еще могло с ним случиться? Наттер был тихим и настолько застенчивым, что порой производил впечатление туповатого. Игры и развлечения он тоже предпочитал тихие, а друзей почти не имел. Плохим поведением в школе он никогда не отличался, а дома имел все, что хотел, поскольку семья была вполне обеспеченной. На Рождество отец подарил ему дорогой велосипед «BMX». В общем, причин убегать из дома у него вроде бы не было.

И потом, зима была все-таки в самом разгаре. Это в июле легко можно удрать из дома и какое-то время жить в лесу, как бомжи. Но на Рождество в 1981 году как раз выпал снег, было довольно холодно, и вряд ли кто-то из мальчишек решился бы ночевать под открытым небом, рискуя не проснуться. В общем, популярность быстро стали завоевывать несколько весьма зловещих теорий – выдвинутых, кстати, мистером Спейтом, который твердо верил и в жертвенные кольца, и в черную магию, и в сборища сатанистов, но на самом деле все свои знания об оккультизме черпал в романах Денниса Уитли[113].