– Потерпите, Александр Григорьевич, недолго осталось.

– Чего мне хоть ждать-то? – спросил я обессиленно.

– Восхода, – коротко ответил он и торопливо отошел, поскольку дверь подвала вновь распахнулась.

Я повернул голову на звук: второй мой бывший помощник – Толик – шумно катил к центру комнаты снабженный колесиками круглый стол, знакомый мне по комнате, в которой я висел недавно вниз головой. Работы по сборке все той же блестящей конструкции продолжились незамедлительно: Славик с сосредоточенным видом начал подавать Красновскому какие-то детали, а тот – нанизывать их одна на другую. Отполированные до блеска предметы я неожиданно узнал: точно такие же пластины, только грязные, мы с Владиславом нашли в свое время у внешней стороны монастырской стены, и еще несколько аналогичных я потом выудил сачком из прудовой тины. Толик меж тем приблизился ко мне, пристроился, привалившись спиной к стене, рядом, и стал поглядывать на меня сверху вниз с некоторым даже, казалось, уважением. Я отреагировал на его соседство подчеркнуто холодно: приковал взгляд к процессу изготовления странного агрегата.

Когда Слава, словно специально для меня, придвинул светильник максимально близко к конструкции, я рассмотрел довольно необычное сооружение, отдаленно напоминавшее миниатюрную Эйфелеву башню с зачем-то нанизанными на нее полусферическими пластинами и прочими металлическими штучками. Сборка явно подошла к завершению: настоятель, плотоядно облизнувшись, пристроил на вершину «башни» тот самый серебряный молочник, который мы со Славиком отыскали в русле ручья, звонко щелкнул невидимыми запорами и, удовлетворенно вздохнув, отступил от стола на шаг.

– Ну все, – облегченно вздохнул и мэр, – осталось только добавить «Святилище жизни» и закрепить на нем «Перстень небесного света».

– Вот вам «Святилище», – подсуетился Славик, спешно достав из кожаной сумки и протянув Красновскому предмет, похожий на большую, ослепительно засиявшую в свете переносного прожектора сигару.

Тот осторожно ее принял и с некоторым сомнением взглянул на воздвигнутую на столе конструкцию. Потом указал подельщикам на свободное пространство под «молочником» и неуверенно произнес:

– По идее, контейнер со смесью нужно вставить именно сюда. Не понимаю вот только, как он будет нагреваться…

– Делай все согласно манускрипту! – взвился мэр. – Или забыл уже, с каким трудом он нам достался? Надеюсь, о суммах, потраченных мной на экспертизу его подлинности, не надо напоминать? Тогда следуй инструкции и хватит обсуждений!

– Но ведь перстня-то у нас с вами все равно нет, – с жаром возразил настоятель.

– Думаю, он у Александра, – подал неожиданно голос молчавший доселе Толик. Потом пояснил, ткнув в меня пальцем: – Когда мы с ним ночью на плотине работали, он нашел что-то в выуженной из пруда тине и сразу поспешил от меня избавиться – за тарой отправил. Но я все равно видел, как он сунул потом находку в карман. А поскольку та легко в кулаке умещалась, значит, могла и перстеньком оказаться…

Три пары глаз воззрились на меня в ожидании ответа. Усмехнувшись, я демонстративно отвернулся, твердо решив сохранить перстень Бен-Газира в качестве главного своего козыря. Тогда Красновский вышел из-за стола, приблизился и присел напротив меня на корточки.

– Признавайся, милок, не тяни, – вкрадчиво попросил он. – В конце концов это и в твоих интересах…

– Угу, как же, разбежался уже, – съязвил я. – А быть накачанным какой-то гадостью и подвешенным вниз головой – тоже в моих интересах? Как говорят в московских тусовках, я от вас в шоке, Роман Данилович! Вы ради приличия хоть поторговались бы, что ли. Глядишь, и пришли бы к какому-нибудь консенсусу…

– Ты свой консенсус себе оставь! – рявкнул, мигом скинув маску лицемерия, настоятель. – Перстень верни, удачливый ты наш! – Подобрав рясу, он шустро просеменил к столу, потом вернулся с явно старинным фолиантом и ткнул в раскрытую страницу: – Вот этот! Узнаешь его? Отвечай!

Я чуть склонил голову набок. Действительно: выполненный в двух проекциях рисунок было словно скопирован с лежавшего за подкладкой моей куртки перстня, только, разумеется, в увеличенном варианте. А рядом я разглядел картинку, на которой тот же перстень венчал острие сигарообразной трубки.

– Ну, допустим, узнал, – нехотя признался я. – Дальше-то что? С какой стати я должен вам докладывать, где этот перстень сейчас находится?

– Вы что, не понимаете? – подскочил городской голова. – С помощью этого перстня мы сможем собрать «Реаниматора» в точности с книгой! Все остальные его составляющие мы уже нашли, не хватает только перстня!

– А зачем вам реаниматор? – включил я «дурку». – На поликлинику этот подвал не похож, да и не умер здесь пока никто еще вроде…

– Он что, идиот или издевается?! – взвизгнул Юсуфович, повернувшись к Красновскому.

– Просто не в курсе, что «Реаниматором» мы называем свой прибор, – успокоил его тот.

– Ну так объясни ему! – раздраженно захлопнул потрепанный фолиант мэр. – А мы пока сходим чайку попьем в твоей богадельне. И выколоти из этого полуовоща мой перстень во что бы то ни стало!

Рассерженно сопя, он вышел. Вслед за ним по-собачьи услужливо выскользнул и Владислав, на выходе незаметно помахав мне рукой: держитесь, мол. Я проводил обоих равнодушным взглядом, хотя при других обстоятельствах непременно на «полуовоща» обиделся бы. Тем временем настоятель и Толик подхватили меня под руки и отволокли к знакомому стулу, на который и усадили. Руки и ноги, правда, на сей раз не связали – оставили свободными. А вот торс плотно примотали к спинке стула старым пожарным рукавом. Потом подтянули и поставили прямо передо мной стол с переносным прожектором и блестящим «Реаниматором».

– Благодарю, Анатолий, – сказал, тяжело отдуваясь, отец Аристарх. – Пойди теперь, тоже отдохни малость. Знаю ведь, что нынешней ночью тебе даже прикорнуть не довелось, а завтра денек нам тяжелый предстоит, ох, тяжелый…

– А этот как же? – выразительно мотнул бригадир головой в мою сторону.

– Не беспокойся, второй промашки я не допущу. Да и привязали мы с тобой его на совесть, как бы потом и отвязывать вдвоем не пришлось. Ступай, дружок, ступай, подремли хоть немного. Купол-то ведь поднимать ох как нелегко будет! А я пока времечко с гостем своим московским за неспешной беседой скоротаю. – Когда дверь за Толиком захлопнулась, он направил свет прожектора к потолку и проследил за ним долгим многозначительным взглядом. Я тоже попробовал запрокинуть голову, но тотчас услышал «ласковое»: – Не дергайся, а то еще шею свернешь ненароком, и тогда наша задумка прахом пойдет. А ты нужен нам живым и невредимым.

– И для чего же, интересно?

– Для благого дела, счастливчик, – осклабился хозяин монастыря. – Отчасти даже завидую тебе, поверь. Как-никак, первым испытаешь на себе действие и «Реаниматора», и эликсира бессмертия!

– С огромным удовольствием предоставлю столь почетную миссию вам, – недовольно буркнул я, одновременно пытаясь хоть немного ослабить давление шланга на грудь. – Тем более что ни в какие ваши приборы и препараты не верю. Уж если вы даже дозу химического газа не смогли для меня правильно рассчитать, то отчего же, простите за любопытство, в средневековом препарате такая уверенность? А как насчет генетики, анатомии, физических параметров человека, а? У всех людей, равно как и у животных, они ведь разные! Возьмите для примера хотя бы историю братьев Ниткиных. Про завидную молодость бывшего местного учителя вы мне сами в прошлый раз толковали, а вот про смерть брата его, тоже тем препаратом надышавшегося, почему-то умолчали. Так что не выйдет у вас ничего, не обольщайтесь! – Для убедительности я даже сотворил фигу и поводил ею перед глазами настоятеля.