— Смотри под ноги, Великий Ур! Где тень — там свет теряет силу!

Правитель застонал от напряжения, силясь вырваться из колдовских пут ведьмака. Смертельный холод растекся по его телу, медленно подбираясь к сердцу, замирающему в груди. Руки чародея онемели, едва удерживая занесенный для удара меч. Правитель горько усмехнулся:

— Как глупо, ступить в тень…

Размахнувшись мечом, Пастух вдруг охнул, споткнувшись. Рухнув на колени, он выронил меч, обхватив руками голову.

— Убей меня! Убей!!!

Правитель удивленно моргнул, услышав истошный крик Элкора. Тень ведьмака разжала свои ледяные объятия, вновь падая наземь.

— Элкор? — Правитель с облегчением вздохнул полной грудью. Сердце его гулко ухнуло в груди, вновь разнося по жилам кровь. — Где ты, брат?!

Пастух бился в конвульсиях у его ног, сражаясь с освободившимся сознанием Элкора. Сквозь ругань и стоны ведьмака вновь раздался крик чародея:

— Руби голову, брат! Не удержать мне его, уж больно силен…

Оцепенев, Правитель проглотил тяжкий ком, подкативший к горлу. Руки его нерешительно сжали рукоять занесенного меча.

— Спасибо, брат Элкор. Прости меня!!! — Сверкнувший в солнечных лучах клинок снес голову с плеч Пастуха. Выронив меч, Правитель упал на колени, склонившись над телом врага. — Прости, Элкор! О, Боги, за что мне такие испытанья?!!

* * *

Наставник прошелся по залу, внимательно изучая лица учеников. Вот они, надежда и опора Урая — те, кто понесет слово Истины в самые дальние уголки вселенной. Уже не мальчишки, но еще и не мужи, они все так же заглядывали ему в рот, как в первые дни обучения.

— Порою в жизни становится очень трудно, дети мои. Всякое случается. И когда собственных сил не хватает, помочь может друг, силой обладающий. — Наставник остановился, словно размышляя над собственными словами. — Только если отдаст он Силу свою добровольно. В том случае не корите себя за содеянное. И до конца дней своих помните подвиг друга. И отдавшего за вас свою жизнь отныне называйте братом.

Один из учеников поднял руку.

— Спрашивай, Элкор.

Молодой Ур, подающий большие надежды в волшбе, смущенно опустил взор, задавая вопрос:

— Наставник, а не будет греха в том, чтобы жизнь свою добровольно загубить? — Парень всплеснул руками, сетуя на корявость собственного языка. — Ну, в смысле, отдать ее, спасая брата. Не сочтет ли Творец это самоубийством? Не из трусости спрашиваю — дабы законы не нарушить.

Наставник понимающе кивнул, отвечая вопросом на вопрос:

— Ты думаешь, Творец слеп? Он видит все наши помыслы, все поступки. Не бойся, Элкор, нет греха в спасении жизни брата.

Ученики весело расхохотались, видя смущение на лице Элкора. Наставник едва повел бровью, и все тут же испуганно умолкли.

— Веселитесь? — Он прошелся по залу, хлопнув по плечу одного из учеников. — Вот ты скажи: сможешь отдать жизнь за Элкора?

Будущий Правитель поднялся на ноги, смущенно взглянув в голубые глаза товарища. Сердце его сжалось от одной лишь мысли о смерти. Опустив голову, он стыдливо, но честно ответил:

— Не знаю.

Наставник улыбнулся, ласково похлопав его по плечу.

— А вот он, не задумываясь, отдаст за тебя свою жизнь. Я знаю это, сынок.

* * *

Чьи-то руки схватили его за плечи, принявшись тормошить.

— Вставай, Великий! Вставай!!!

Подняв голову, Ур удивленно взглянул в лицо Малюты, трясущего его за грудки. Выругавшись, медведич рывком поднял Ура на ноги, с силой встряхнув.

— Да очнись же ты! — Окровавленное лицо тысяцкого исказила гримаса ярости. — Они ворвались на стену, сделай же что-нибудь!

Чародей устало осмотрелся по сторонам. По всей протяженности стены кипела битва. Воины, поднятые Стояном из мертвых, сеяли панику в рядах асгардцев. Пронзенные копьями и мечами, они продолжали яростно рубиться. Смерть была не властна над их телами. Лишь теряя голову, они покидали поле битвы. Взгляд Правителя замер, отыскав среди сражающихся воинов ведьмака. Взобравшись на стену, Стоян бесстрастно наблюдал за сражением. Ведьмак ликовал, глубоко в душе празднуя победу.

Вдруг в небесах грянул гром, и пронзительный детский крик разнесся над Асгардом. В одно мгновение мрачные тучи затянули небеса, и в разгар весны на землю обрушился снегопад.

— Здравствуй, сын мой! — радостно вскричал ведьмак, салютуя мечом крику ребенка. — Плачь, Мстислав! Пусть Явь слышит голос своего Владыки!

Правитель застонал, устремив взор к Капищу. Туда, где посреди моря возвышалась великая гора Меру. Губы его дрогнули в мольбе:

— Прошу тебя, Чернава, не давай ему плакать. Услышь меня.

Малюта метался разъяренным медведем, сражаясь с врагами. Остановившись лишь на миг, он окинул взглядом переполненную живыми мертвецами крепостную стену.

— Не выстоим! — Схватив Беспуту за руку, медведич потянул ее за собой, крикнув Правителю: — Можешь что-нибудь сделать?

Ур грустно покачал головой, чувствуя, как дрожат от слабости ноги. Заклятье Пастуха выпило до последней капли его могучую силу. Взглянув на бледное осунувшееся лицо Великого Ура, медведич сурово поджал губы.

— Уходить нужно. — Подхватив чародея под руку, медведич потащил его вниз по ступеням. Неприступные стены Асгарда пали, сражение было проиграно. — Говорил же Янушу, вторую линию обороны нужно было воздвигнуть!

Правитель огляделся по сторонам. Защитники Асгарда отступали, сотнями покидая крепостную стену. Теснимые врагом, они отходили к опустевшему городу. Из домов выносили лавки, бочки, столы. Все, что попадалось под руку, сваливалось в баррикады в попытке сдержать натиск врага. Оглянувшись назад, чародей остановился, схватив медведича за руку.

— Постой, тысяцкий. Не уйти нам.

Сотни воинов Чернобога бросились к ним, едва завидев одеяния Ура. Награда, обещанная ведьмаком за его голову, была баснословной.

Малюта обреченно вздохнул, отстраняя Беспуту за спину. Руки его дрогнули от усталости, поднимая меч. «Вот и все», — мелькнула в его голове грустная мысль. Сил продолжать сражение не осталось.

— Да простят меня Боги, — проронил Правитель, опуская поднятый Малютой меч, — пусть Мать Земля решает за нас.

Склонившись на колено, чародей прикоснулся ладонью к земле. Вспоминая слова последнего охранного заклятья, наложенного Урами на крепостную стену, Правитель зарыдал. Слова заклятья срывались с его уст, словно стон, вырывающийся из груди:

«Пробудись от сна, Земля-Матушка, оглянись-обернись, родимая. Аль не ты сыновей рождала, в материнских муках стонала? Силой Прави к тебе взываю, содрогнись-отряхнись от нечисти. Да услышат сыны нерадивые голос твой и стон материнский. Да разверзнется плоть твоя, Матушка, возвращая в лоно низвергнутых!»