Правитель взмахнул рукой, гневно ударяя ладонью оземь. И покачнулся Асгард от его обращения к силам Земли. Земля содрогнулась у ног чародея, волной устремившись к врагам. Стены Асгарда с грохотом обрушились, погребая под завалами тысячи воинов. В один миг безумная битва прекратилась, огромное облако пыли окутало обломки крепостной стены. Захватчики отступили, спасаясь бегством. Когда силы природы проявляют свой гнев, человек, как и зверь, бежит прочь в беспамятстве. Преследовавшие Ура и медведича с Беспутой воины испуганно бросились прочь, боясь гнева безумного чародея.

Протянув медведичу руку, Ур попросил:

— Помоги мне подняться, тысяцкий. Нам бы только до корабля добраться…

Малюта поднял чародея на ноги, хмуро оглядываясь на разрушенную стену. Магический удар Правителя был сокрушителен.

— Это что ж получается? — прохрипел медведич, потянув чародея к летающей ладье. Горькие слова комом встали ему поперек горла. — И своих, и чужих без разбора?!

Правитель молчал, словно не слыша его упреков. Взойдя на борт корабля, он устало взмахнул руками, с трудом поднимая ладью в небеса. Обернувшись к Малюте с Беспутой, чародей грустно ответил:

— Не суди деяния мои, тысяцкий. Некогда мне разъяснять тебе, что да почему. Да и не тебе с меня спрашивать. — Правитель взошел на нос корабля, последними усилиями воли направляя его к Меру. Взглянув вниз на полуразрушенный Асгард, он тихо добавил: — Не я карал. Земля-Матушка воздавала каждому по деяниям. Она и рассудит, кому жить.

Чародей прикрыл глаза, принявшись восстанавливать утраченные в битве силы. На душе его было тяжело. Все, что он создал за тысячи лет, в один год пошло прахом.

* * *

— Сын у тебя, милая! — радостно прокричал Беримир, поднимая малыша за ножку. — Богатырь!

Обессиленная родами Чернава открыла глаза, испуганно разглядывая маленькое румяное тельце ребенка.

Обмакнув нож в кипятке, старшина быстро перерезал пуповину. Приняв на свет семерых своих детей, старый Беримир управлялся не хуже иной повитухи. Улыбаясь Чернаве, старик произнес, оглядывая малыша:

— Отец-то хоть и демон, а сынок твой без рожек да копыт, слава Богам! — Старшина легонько шлепнул малыша по попке: — А это чтобы знал, что на Землю-матушку явился…

— Нет!!! — истошно закричала Чернава, пытаясь упредить его руку.

Пронзительный детский крик разнесся по горнице. И от того крика вышибло окна и дверь, отбрасывая испуганного Беримира к стене. Ударившись головой о камень, старшина едва не выронил младенца, простонав:

— Ох, и силушка-то в нем!!! Чуть не зашиб старика…

Ребенок продолжал плакать. Стены Капища содрогнулись, за окном раздался раскат грома. Холодный ветер со снегом ворвался в горницу зимней метелью.

— Дай его мне, Беримир! — Чернава протянула руки, не в силах подняться с ложа. — Скорей же!

С трудом поднявшись на ноги, старшина подошел к ней, передавая младенца в руки матери.

— Прости, дочка. Не со злым умыслом шлепнул. Так положено, чтобы крикнуло дитя, если живое родилось.

Бережно прижав к себе плачущего сына, девушка обнажила грудь, предлагая ее малышу.

— Не кори себя, Беримир. Откуда ж тебе было знать, что он у меня такой громкий.

Капля молока выступила на ее соске, коснувшись губ младенца. Потянувшись к матери, малыш умолк, принявшись жадно и неумело сосать грудь. Буря за окном тут же утихла, и солнце вновь выглянуло из-за туч.

— Ну и дела, — проронил Беримир, испуганно глядя на малыша. — Это что ж, сколько он плакать будет, столько и снегу идти?

Чернава счастливо улыбнулась, покачав головой:

— Не станет он более плакать, Беримир. Я не позволю. — Слезы счастья хлынули из ее глаз, падая теплым дождем на ребенка. — Я же мать. Я смогу его утешить. Радоваться научу, смеяться. И все у нас будет хорошо. Правда, Мстислав?

Малыш продолжал молчаливо сосать грудь, нежась в ее теплых материнских объятиях. Его маленькое тельце набиралось сил, впитывая в себя с молоком матери все ее мысли и эмоции. Ее любовь, ее ласку, ее страхи.

Беримир усмехнулся, устало присаживаясь у стены.

— Стало быть, Мстиславом нарекла?

Чернава лишь покачала головой, не отрывая взгляд от сына.

— Не я ему имя дала — Боги нарекли его. И пусть имя ему Чернобог с Мораной дали, все равно я воспитаю его человеком. Хорошим, добрым, светлым человеком. — Девушка с надеждой взглянула в глаза мудрого старшины. — Ведь все в наших руках? Правда, Беримир?

Старик усмехнулся, устало пожимая плечами:

— Дай-то Бог, милая. Дай-то Бог…

Выбравшись из-под каменных завалов, Ярослав обессиленно рухнул наземь. Утирая рукавом окровавленное лицо, он взглянул на солнце, прищурившись.

— Видно, не все я исполнил в этой жизни, раз уберег ты меня. — Сбитыми в кровь руками медведич вытянул из завала меч, бережно вкладывая его в ножны. Солнце коснулось горизонта, побагровев, словно перед лютыми морозами. Окинув взглядом полуразрушенный Асгард, Ярослав горестно промолвил: — Прости нас, Отец. Прости неразумных. Должно быть, сильно разгневали мы тебя, если земля из-под ног уходит.

Штурм Асгарда захлебнулся, остановленный обвалом крепостной стены. Защитники отступили в глубь города, наспех сооружая баррикады. Среди руин бродили спасательные команды, вытаскивая из-под завалов тех, кто еще мог встать в строй. Тех же, кто был обречен на смерть, острый клинок избавлял от мучений. Таково уж жестокое милосердие войны.

Поднявшись на ноги, Ярослав побрел на поиски Всеведы, тоскливо озираясь по сторонам. Еще недавно он бы торжествовал, стоя на этих руинах. А сегодня сердце его тоскливо сжималось от понимания причиненного людям горя. Медведич опустил взор, тоскливо глядя себе под ноги. Их воинство прошло полмира, словно стая саранчи, оставляя после себя лишь разруху и разорение. Сожженные города, опустошенные села, в коих остались лишь поруганные девки да изголодавшиеся старики. Перед глазами появился лик отца, осуждающе качающего головой: «Не тому я учил тебя, Ярослав. Позор роду моему!»

Ярослав рухнул на колени, обхватив голову ладонями, и горько зарыдал:

— Прости, отец! Прости!!!

* * *

Ведьмак сидел на уцелевшем куске крепостной стены, грустно вглядываясь в черные бусинки вороньих глаз.

— Вот и ты покинул меня, Пастух. Покинул в одном лишь шаге от победы. — Птица возмущенно каркнула, раскинув крылья. Ведьмак вздохнул, нежно коснувшись ладонью ее головы. — О тебе, Пастух, горюю, как ни о ком другом. Ты единственный, кто прошел со мной весь этот нелегкий путь. Ты не предал меня, ты был мудр и смел. Ты был настоящим воином и великим колдуном! Никто из Уров не смог бы одолеть тебя в честном бою. Никто. Только Он. — Птица вновь оглушительно каркнула, принявшись крутить головой, словно пыталась отыскать взглядом ненавистного врага. Ведьмак горько усмехнулся, взмахивая рукой и отправляя душу Пастуха в дальний путь. — Лети, брат мой! Это Боги распорядились так, чтобы вы с ним встретились. Не вини никого в своей гибели. Никто в том не виноват. Равной должна быть битва Света и Тьмы.