– Это так заметно? – спросила она наконец, не видя смысла отрицать.

При посторонних они с Гербертом друг от друга не шарахались, но и вольностей себе не позволяли. Поутру некромант и вовсе встретил её в тренировочном зале опущенными глазами, прохладным небрежным тоном и осторожными взглядами искоса. Весь его вид, безмолвно говорящий «боже-что-я-вчера-творил», выдавал жуткое похмелье после вчерашнего эмоционального запоя – а ещё он явно опасался увидеть то же в её лице.

«Хватит так на меня смотреть», – потребовала Ева.

Немое «как?» она прочла в пытливом, чуть опасливом взгляде.

«Как будто я – объект жертвоприношения, которому бестолковые жрецы забыли засунуть кляп. А ты – рогатое чудище, которое громкие вопли приводят в состояние неконтролируемой паники, не говоря уже о том, что напрочь отбивают аппетит. – Дождавшись, пока Герберт фыркнет, Ева удовлетворённо привстала на цыпочки, чтобы чмокнуть его в нос – окончательно разбивая тоненькую корку бесчувственной наледи на его лице. – Я вчера была в здравом уме и твёрдой памяти, не сомневайся».

«Насколько здравый ум вообще возможен в подобном состоянии», – пробормотал тот.

«Неживом?»

«Неровно дышащем, скажем так».

«О, тогда тебе точно не о чем беспокоиться, – заверила его Ева, вновь коснувшись паркета невысокими каблучками домашних туфель. – По причине отсутствия моё дыхание смело можно считать самым ровным в мире. Ровнее не бывает».

Погасив мелькнувшую улыбку, Герберт посмотрел на неё почти сурово:

«Только спуска от меня по такому поводу не жди».

«И в мыслях не было».

Герберт слово сдержал: заклятие левитации они разучивали два часа кряду, что оставило Еву совершенно без сил – и, если б не регенерация, оставило бы к тому же с разбитыми локтями, коленками и носом. Зато паутина неловкости, соткавшаяся за ночь, между ними больше не возникала.

– Я научился замечать то, что люди стараются сделать незаметным, – сказал Миракл, потрескивая тонкой корочкой льда на лужах, бьющейся под его шагами. – Полезный навык для бойцов и королей.

– И шпионов. Уверен, что не ошибся с выбором профессии?

– С трона шпионить куда приятнее.

– А ещё трон делает тебя куда заметнее. И куда… мишенистее.

Не сбиваться на «вы» пока стоило Еве немалых усилий. Тем необходимее было к этому привыкать.

– В том-то и дело. Беспечные люди смотрят вперёд и не замечают того, что таится у них за спиной. Люди осторожные привыкли жить с оглядкой – и отвыкают всерьёз относиться к тому, что нахально маячит у них перед носом. – Миракл рассеянно оглянулся на окна замка, светившиеся за их спинами. – Значит, тебе удалось к нему пробиться.

– Будто это не ты способствовал тому, чтобы он закрылся, – аккуратно выруливая на ту самую тему, что ей хотелось обсудить, мягко заметила Ева.

Расспросить Герберта о ссоре с братом она пока не успела. Тема была слишком опасной. Но подтолкнуть самого Миракла усомниться в том, что он так и не выяснил годы назад…

– Не я. – Как и следовало ожидать, лицо юноши разом сделалось жёстким. – Он сам сделал выбор. Как я сделал свой, прекратив наше общение. Но это не значит, что я ни о чём не жалел.

– А почему не помириться, раз жалел?

– Есть вещи, которые нельзя простить. А если можно простить, то забыть – невозможно. Поступки, после которых уже не можешь относиться к человеку так, как раньше, даже если захочешь.

– Ты даже не можешь быть уверен, что он действительно этот поступок совершил. Не пробовал поговорить? Куда проще, чем несколько лет дуться в смертельном оскорблении.

– Мне кажется или ты хочешь сказать, что я дуюсь на ровном месте?

– Нет, конечно. «Я увидел вину в его глазах» – это ведь железное и неопровержимое доказательство свершённого предательства.

– Любовь к сарказму у вас обоих в крови, я вижу, – хмыкнул Миракл. – Ева, я знаю своего брата слишком хорошо, чтобы нуждаться в расспросах.

– Зато я знаю своего… некроманта слишком хорошо, чтобы верить в такое, – отрезала она. – Герберт не мог предать того, кого любит.

– Я знаю его с детства. Ты – меньше месяца. А теперь ты говоришь мне, чего он не мог сделать?

– Да. Именно это я и говорю. – Без труда прочтя в его снисходительном взгляде всё то, что она сама думала о глупых девочках в стадии влюблённого идеализирования, Ева добавила: – Если резонируешь с кем-то, за месяц можешь узнать его лучше, чем иные – за сотню лет.

Миракл промолчал, мерно вышагивая под зимним небом – оно казалось хрустальным в своей тёмной холодной прозрачности, коловшейся проступающими звёздами.

– Уэрт рассказывал тебе, что стал самой молодой Звездой Венца за всю историю Керфи? И самым молодым магистром?

Ева кивнула: рассказывал. Как раз вчера, пока они болтали обо всём, о чём не говорили прежде.

О Керфианском Колдовском Ковене, основанном Берндеттом, Эльен поведал ей уже давно. Ковен объединял всех магов и некромантов страны, обязанных вступить в него по достижении тринадцати лет, дабы предоставить возможность другим магам направлять и контролировать их деятельность. Над рядовыми магами стояли магистры (как поняла Ева, те колдуны, что защитили волшебную диссертацию), а управлял Ковеном так называемый Венец Магистров: восемь могущественнейших магов страны, почтительно называемых Звёздами. Каждый из них избирался пожизненно, каждый обязан был совершить некое фундаментальное открытие в магической науке и доказать право зваться Звездой, пройдя череду сложнейших испытаний. Испытаний, что могли убить тебя, если ты переоценил свои силы и замахнулся перескочить планку, до которой пока недотягивал.

На данный момент Первой Звездой Венца являлась Её Величество Айрес. Восьмой, избранной после смерти предыдущего обладателя этого звания, – Герберт. Вступив в Ковен в положенные тринадцать, в четырнадцать он уже был магистром, а в пятнадцать заявил о праве на место в Венце. Открытием, которое позволило ему сделать это, была регенерация мёртвых, в своё время позволившая уцелеть Мелку, а впоследствии – Еве. До Герберта магическая регенерация была прерогативой исключительно живых: как только тело умирало, все попытки заставить его раны исцелиться оказывались бесполезны. Стазис с автоматической регенерацией, в котором ныне пребывали Ева и Мелок, был вторым знаковым открытием Герберта, напрямую вытекавшим из первого: прежде стазис предохранял тела от разложения, но нисколько не способствовал заживлению полученных посмертно ран.

О третьем – чарах, благодаря которым Ева смогла вчера выслушать всё это, а не бродить по замку покорным зомби, не заинтересованным даже в чужих мозгах, – Герберт предпочёл не распространяться.

Перспективы Герберта стать самой юной Звездой Венца за историю Керфи и были причиной, по которой покойный господин Рейоль так хотел подтолкнуть