– Спасибо, – она улыбнулась, – я как-нибудь сама.

– Я серьезно. Не стесняйтесь, если что. Мои малыши люди верные,опытные, и за хорошего человека, тем более за женщину, всегда готовызаступиться, причем совершенно бескорыстно, в отличие от прочих,добропорядочных, не прошедших зону. Братва и девки – самый верный народ. И всемои. Вот вам уже и десять процентов голосов на выборах. А для других, которыееще сомневаются в моем высоком предназначении, я стихи сочинил патриотическогосодержания. Хотите, почитаю?

– Спасибо. Лучше я послушаю их с телеэкрана. Пусть это будетдля меня приятным сюрпризом, как для миллионов россиян.

– Правильно, потому что стихи дрянные. Но это большойсекрет. А знаете, кто победит на выборах?

– Разумеется, вы, – улыбнулась Лиза.

– Совершенно верно. А знаете почему? Ни за что недогадаетесь, – он сделал «публичное» лицо, то есть скорчил глупую, злодейскуюморду, и своем «публичным» голосом отрывисто, гортанно, с истерическимпридыханием, рявкнул:

– Чем абсурдней ложь, тем охотней в нее верят. Кто сказал?Геббельс!

Лиза не сразу поняла, почему сейчас, сидя в конференц-зале,глядя на пластиковую папку, в которой между бумагами лежали порно-снимки, онавдруг вспомнила тот давний эфир и великолепного актера, государственного шута сего злодейскими гримасами. Возможно, просто потому, что этот человек былнапрямую связан с криминальным миром, и ей пришла в голову отчаянная мысльвоспользоваться его предложением, обратиться к нему за помощью. Впрочем, ейбыло сложно сосредоточиться, сообразить, что же произошло и как надодействовать. В голову упорно лезла всякая чушь.

«Неужели на этих фотографиях я? Но я должна была хоть что-точувствовать, помнить. Если это был глубокий обморок, то на снимках должно бытьзаметно, что партнерша как кукла».

Она представила, с каким упоением начнет терзать ее желтаяпресса, и не только желтая, как станут коситься на нее коллеги, какой обрушитсяшквал сплетен, и даже если потом удастся доказать, что это подделка, что онабыла без сознания, все равно, позор на всю оставшуюся жизнь.

Когда подобные истории случаются с мужчинами, у многих этовызывает если не сочувствие, то хотя бы понимание. Но женщине такого непростят. При любом исходе она уже станет не просто Елизаветой Беляевой, а тойсамой, которая, как свинья в грязи, кувыркалась в койке с каким-то мужиком. Аесли на этом фоне из-за пристального внимания папарацци еще всплывет еереальный роман?

От одной только мысли об этом Лиза густо, горячо покраснела.Ох, как интересно! Оказывается, наша скромница, которая во всех интервьюрассказывает о своей крепкой образцовой семье, о любви к мужу и детям, вовсюразвлекается на стороне, да не с одним мужчиной, с двумя! А там, где двое,наверняка есть третий, четвертый, пятый. Кто же она? В русском языке для таких,с позволения сказать, женщин, и слова-то приличного нет.

«Чем абсурдней ложь, тем охотней в нее верят».

Красавченко все рассчитал правильно. Он оставил ее наедине сфотографиями, в огромном зале, в толпе. Четыре часа паники, неизвестности.Вокруг люди, она не может достать эти жуткие картинки и разглядывать их прямоздесь. Не надо быть доктором психологии, чтобы понимать, как страшно действуетна человека неизвестность, неясность угрозы. Если снимки фальшивые, тожеприятного мало, но это, разумеется, значительно легче пережить. А если все-такитам она, собственной персоной?

Ей захотелось не просто вымыться, ей захотелось кожу с себясодрать. Раньше она представляла себе, что чувствуют женщины, пережившиенасилие, но представляла довольно абстрактно, и вот теперь пришлось испытать насобственной шкуре. Или все-таки не пришлось, и эта мразь к ней не прикасалась?Но тогда зачем, спрашивается, он ее усыпил? И каким образом она оказалась безджинсов, на кровати? Что, препарат, который он ей подлил, действует на человекакак глубокий гипноз? Она не просто уснула или потеряла сознание, но могладвигаться, как сомнамбула?

Для того чтобы понять хоть что-то, надо хорошенькоразглядеть лицо на снимках.

На трибуне менялись ораторы. Время как будто остановилось.Встать и уйти, сославшись на головную боль? Пробираться сквозь ряды, подпламенную речь очередного оратора, шепотом извиняться, просить, чтобы встали ивыпустили ее? Проходы между рядами узкие, как в кинотеатре. Через четыре часаона созреет настолько, что действительно бегом побежит в бар на двенадцатыйэтаж, лишь бы скорее узнать, что ему нужно.

На самом деле есть два варианта: деньги или эфир. Еслиденьги, то наверняка огромная сумма, потому что ради нескольких тысяч вряд листоило шантажисту лететь в Монреаль, жить в этой гостинице в качестве частноголица, разыгрывать сложный многоактовый спектакль со слежкой, сальнымиухаживаниями, фотосъемкой, отравленным вином. Слишком много хлопот для банальногошантажа. Дороговато получается. Одноместный номер здесь стоит сто двадцатьканадских или сто американских долларов плюс авиабилеты, канадская виза (междупрочим, получить ее совсем не просто, надо заполнить пять страниц анкеты,назвать места рождения бабушек и дедушек, канадцы очень тщательно проверяюткаждого иностранца). При такой глобальной подготовке, он наверняка успелвыяснить ее материальное положение. Есть люди, которые значительно богачеполитического обозревателя Беляевой, и не меньше, чем она, дорожат своейрепутацией.

Значит, ему нужен эфир? Зачем? Может, он просто исполнительи за ним стоят более серьезные люди?

Она вдруг вспомнила недавнюю свою беседу с генералом МВД.Речь шла о захвате заложников. Чеченцы держали у себя троих офицеров итребовали огромный выкуп. Они прислали в МВД видеопленку, на которой былизасняты заложники. Их содержали в ужасных условиях, одному отрубили во времясъемки палец, чтобы поторопить с выкупом.

– Я хочу предупредить тех, кто издевается над нашими офицерами,что нам известны их имена, а также имена и адреса их близких родственников вМоскве. Если они надеются, что мы не решимся выйти за рамки закона, то пустьподумают о том, насколько законно действуют они сами, и пусть запомнят: еслиречь идет о наших товарищах, об офицерах милиции, мы ни перед чем неостановимся, – заявил генерал в прямом эфире.

Потом, в баре за чашкой кофе, один ехидный коллега заметил:

– А классно генерал тебя использовал для переговоров сбандитами. Коротко и ясно. Представляешь, если бандиты решат ему ответить, тожев твоем эфире?

Эфир с генералом был одним из последних перед отлетом вКанаду. Прошла всего неделя. Тогда, в баре Останкино, она приняла репликуколлеги за неудачную шутку, а теперь подумала: вдруг это был намек?

«Вот так, вероятно, сходят с ума, – отстраненно заметила просебя Лиза, – что там у меня разовьется за эти четыре часа? Мания преследования?Бред отношения? Если сейчас вспомнить любой из недавних разговоров, любой эфир,любую случайную реплику, можно выискать какой-нибудь скрытый намек, нащупатьтайную связь. Вероятно, именно этого и добивается Красавченко, ждет, когда ядозрею и соглашусь на любые его условия».