– Кузнец, хватит прикидываться, веки дергаются, –Мазур, сидя напротив привязанного к массивному стулу пленника, отпил минералкииз большой пластиковой бутылки. Кроме них в комнате находился и «санитар»,расположившийся позади стула с пленником. Со стороны кухни раздавалось глухоепозвякивание – там колдовал Доктор.

– Ты кто? – Кузнец хрипло закашлялся.

– О! И голос прорезался, – с удовлетворениемсказал Мазур. – Сигаретку дать?

– Да пошел ты…

– Как грубо, – поморщился Мазур, делая елезаметный жест рукой. «Санитар» поднялся и резко ударил Кузнеца ладонями по ушам– так чтоб и боль была нешуточная, но недолгая. Тот взвыл, дернулся, нопримотан был на совесть.

– Такие дела, – удовлетворенно кивнул Мазур,закуривая. – Ну вякни еще что-нибудь.

– Кто вы такие? Что вам надо? – морщась от звона вголове, выдавил Кузнец.

– Значит так, – Мазур стряхнул пепел вблюдце, – сейчас ты нам подробненько расскажешь о своем боссе, панеКривицком. Ферштейн?

Кузнец широко открытыми глазами смотрел на Мазура. Виднобыло, что такого поворота он никак не ожидал.

– Ты хоть понимаешь, куда влез? – справившись судивлением, проговорил он. – Вы ж теперь все покойники!

– Ну, всегда все одно и то же, – Мазур непритворнопоморщился, – и что характерно, одни и те же фразы. Что ж вы все такиеодинаковые, а? Знаю-знаю, нас теперь в асфальт живьем закатают, кожу сдерут… Явсе это столько раз, Кузнец, слышал, что право слово, скучно мне теперь еще итебя слушать. Не первый год замужем. Ты пойми только одно, дорогой ты мой покаеще человек. Мне ваши понятия – по херу, я не из вашей системы. Я сам по себе, –теперь в голосе Мазура звучала еле сдерживаемая ярость. – И пугать меня ненадо, я свое отбоялся уже, и со смертью у меня отношения приятельские. Толькомоя смерть еще гуляет, а твоя – вот она, перед тобой сидит. Так что не гневисудьбу, очень тебя прошу.

Видно было, что Кузнеца, что называется, проняло, но несломало еще, нет, не сломало. Но беседа, Мазур видел, все-таки пойдет. Тольковот времени для долгой словесной эквилибристики у него не было.

– А какой смысл мне вообще с тобой говорить? –Кузнец попытался пожать плечами. – Меня свои, если не ты, все равногрохнут.

– Вот что, голубь, – Мазур наклонилсявперед. – Ты, кажется не до конца меня понял. Разъясняю. Говорить ты всеравно будешь, только вот выбор у тебя в том, какой ты после разговора останешься.

Заметив, как пленник непроизвольно дернулся, Мазурусмехнулся.

– Нет, ты не думай, ногти пассатижами тебе никтовырывать не будет и паяльник в задницу пихать тоже. Зачем? Ты ж, не дай бог,орать начнешь, а нам лишний шум ни к чему. Да и долгий это процесс. Мы с тобойпо-другому потолкуем, – он обернулся в сторону кухни и негромко позвал:

– Доктор!

Из кухни появился пан Стробач собственной персоной, но вмодных дымчатых очках, и что характерно, в белом, не первой свежести халатеповерх джинсового костюма.

– Это Доктор, – дружелюбно кивнул на вошедшегоМазур. – Смекаешь, Кузнец?

Лицо Кузнеца покрылось крупными каплями пота, Мазурупоказалось даже, что он слышит, как под широким, с залысинами, лбом лихорадочноработает мозг, просчитывая варианты.

– Мы ж все-таки в двадцать первом веке живем, –закуривая очередную сигарету, продолжал Мазур. – Ну к чему эти методысредневековой инквизиции? Правда, – он обернулся к Стробачу, стоявшему сневозмутимым, даже отрешенным видом, – во времена инквизиции паяльников небыло, тут я погорячился, признаю. Но суть не в этом. Доктор, дайте мне,пожалуйста, образец.

Тот молча сунул руку в карман халата и вложил в протянутуюладонь узкую длинную ампулу без маркировки.

– Спасибо, – Мазур повернулся к Кузнецу, держаампулу двумя пальцами.

И на мгновенье чуть дрогнул – некстати вспомнилось совсемнедавнее, еще там, в России, его собственное знакомство с подобной дрянью …

Кузнец, к счастью, ничего не заметил. Молчал, глядяисподлобья на Мазура.

– Знаешь, что это такое? Нет? А я тебе расскажу постарой дружбе. Это, Кузнец, если на понятном языке говорить, «сывороткаправды», слыхал о такой? – Мазур приподнял руку повыше, так что свет изокна падал прямо на ампулу. – Вижу, слыхал. Если интересно, Доктор тебенаучное название скажет, правда, Доктор? – Мазур обернулся.

– Производная пентонала натрия, – без выраженияпроизнес Доктор. – Специальная модификация, усиленнаятетрахлордибензодиоксидом.

Молодец: последнее слово произнес без запинки, будто каждыйдень говорит такое.

– Во! Слыхал? – Мазур опять повернулся кКузнецу. – Так что сделаем тебе укольчик, ты нам все сам расскажешь, дажекак в пеленки писал вспомнишь, если потребуется. Понял, гнида?

Кузнец дернулся.

– О как, – Мазур опять хлебнул минералки.

– И что тебе мешает? – Кузнец пытался говоритьнебрежно, спокойным тоном, но что-то у него плохо получалось. – Что ж тымне сразу эту дрянь не вколол?

– А, ты у нас, значит, из этих, – Мазур сделалзамысловатое движение рукой, – типа «я уколов не боюсь – если надо,уколюсь»? Похвально, похвально… – Взглянув мельком на часы, продолжил ужесерьезным, деловым тоном: – Видишь ли, пан Кузнец, эта дрянь, при всех своихнесомненных достоинствах, имеет один, но оч-чень существенный недостаток.Собственно, поэтому почти не применяется. Так вот: в отличие от классической«сыворотки правды», эта вызывает необратимые изменения в мозге человека, вдевяноста процентах случаев из ста. Проще говоря, после исповеди клиент вподавляющем большинстве случаев превращается в растение. Смекаешь? И если ты думаешь,что я тебя пугаю, то это таки зря, как говорят в Одессе.

При упоминании Одессы Кузнец отвел глаза в сторону.

– Все, шутки кончились. Времени у меня осталось мало, ия с тобой абсолютно серьезен.

– А тебе не один хрен? – Мазур видел, что клиент,как говорится, дошел до кондиции. – Чего ты обо мне заботишься?