Опять помолчали.

– Однако в результате все сложилось как нельзялучше, – сказал Самарин.

– Лучше? Чем лучше-то?.. А вот ответь мне, друг мойЛаврик: а ты не боишься, что в тысячный… да в какой там тысячный, в миллионный,если не в миллиардный раз может повториться одна и та же история? Я отныне,наверное, буду ее называть историей деда Зелимханова.

– Какого еще деда Зелимханова?

– Ты еще скажи, что Зелимханова не знаешь! А у него былдед… И еще были курды, которых две разведки собирались использовать втемную воимя своих интересов, внушая им, что те борются за Великое Курдское Государство.А в результате деда Зелимханова зарезали, когда тот пил кофе и любовалсяминиатюрами… Так вот скажи: ты не боишься, что нас могут так же сейчасиспользовать втемную, зомбируя на то, что мы защищаем интересы государства,боремся за Россию и спасаем ее? А на самом деле нашими руками какие-то людиустраняют конкурентов, плетут комбинации, в общем, решают свои насквозькорыстные, узкокорпоративные, отнюдь не интересами страны обусловленныеинтересишки? А потом о нас, как водится, вытрут ноги…

Лаврик снял пенсне, помассировал переносицу.

– Кирилл, мы уже не мальчики, чтобы верить пламеннымречам вождей. Такова оборотная сторона медали: надо мной такие же люди, а небоги. Конечно, они не живут исключительно интересами страны, как там у Филатова– «Утром мажу бутерброд, сразу мысль: „Как там народ?“» Но их благополучие, такуж получилось, сейчас совпадает с благополучием страны. Так раскинула картымать-история, что они сейчас вынуждены стараться на благо государства, чтобысамим усидеть наверху. На благо, заметь, того государства, где жить моим детям,да и твоим. Но…

Лаврик опять замолчал.

– Но и это еще не все, дорогой мой пенсионэрместечкового значения, – снова заговорил он. – Есть и третья сторонамедали. Существует и фронт, и засевшие в окопах враги. И, уж извини запатетику, есть твой участок фронта, то бишь участок повседневной работы… Простоу тебя сейчас обыкновенный, можно сказать, – плановый срыв. Своего родакорректировка и поднастройка. И у меня такое бывает, скажу тебе по секрету.Сейчас это пройдет. А по-моему, так и уже проходит. И ты сам все поймешь…

– И что же я пойму? – кисло спросил Мазур.

– Ну-у… – протянул Самарин, и в его глазах вновьзаплясали чертенята. – Ну, например, что Кривицкий, как бы не желалподмять под себя металлургические комбинаты, как бы не ненавидел твоего Малышевского, –но все же в одиночку никогда в не смог замутить такую кашу с нападением на«Русалку».

Настала пора Мазуру замолчать, переваривая.

В угаре последних дней он как-то совершенно упустил этотфакт.

– Но у него же был Говоров, – неуверенно возразилон.

– Тандем, не спорю, сильный, – кивнулЛаврик. – А ты думаешь, денег Кривицкого и возможностей Говорова хватилобы, чтобы незаметно протащить на яхту твоего нового начальника оравувооруженных горцев?

– Как они туда попали, ты узнал? – быстро спросилМазур.

– Во! – засмеялся Лаврик. – Наконец-то вижу втвоих пенсионерских глазенках прежний азартный огонек! Но я лучше спрошу вотеще о чем: ты газеты вообще читаешь?

– Да знаешь, – зло ответил Мазур, – каквремени все не было – то одно, то другое…

– А зря, батенька, зря – увлекательнейшее дело, доложуя вам! И для тебя, как начальника аналитического, блин, отдела, – этонепростительно. Напрасно я тебя похвалил… А особенно увлекательно изучатьстатьи, посвященные внутренней политике тут, в незалежной. Интересное возникаетощущение. Явственно попахивает назревающим политическим кризисом. Очередным.Еще все в зародыше, до выплеска пока далеко, но, наверное, когда-то этослучится. Через годик, думаю, начнется… И подозреваю, что это будет нечто вроденашего девяносто третьего года. А в бескровном случае – повторится Оранжеваяреволюция, только значительно менее спокойная. Полный кризис власти,противостояние Рады и президента со всеми сопутствующими политическимиудовольствиями, вплоть до новых и разноцветных майданов… И готов поспорить, чтокризис удивительным образом совпадет с торгами по металлургическим гигантам…

Мазур нахмурился, соображая, куда клонит Самарин.

– А вот теперь представим себе, что всевосточноукраинские концерны, подконтрольные Малышевскому, в случае его смерти ведином экстазе отходят этому индусу, Митталу, к его Arcelor'y, как и планировалКривицкий, – продолжал давить Лаврик, – что тогда произойдет?Окончательный разрыв с Россией, раскол Украины на две части? А к расколу ведьвсе и идет, не так ли? И наши американские друзья с визгом и воплями поддержатне только успех означенной сделки по концернам, но и раскол – поскольку ясно,что Крым и юго-восток Украины никогда не лягут под НАТО, да еще и другиерегионы будут агитировать против вступления в блок…

Мазур кивнул. В пальцах у него появился знакомый зуд –сволочь Самарин, как всегда, оказался прав: это был охотничий азарт.

– Значит, американцы?.. – тихо спросил он.

– Кто сказал хоть слово про американцев? –возмутился Лаврик. – Нет, ты точно тупеешь, причем прямо на глазах! А что,России раскол Украины выгоден меньше? Сколько можно, дескать, с хохлами споритьи торговаться? А так – Крым и весь юго-восток возвращается к нам, а западэнцынехай дружат хоть с НАТО, хоть с кем, но уже без нашего газа…

– Ё-мое… – почти простонал Мазур. – Я уже нихрена не понимаю… Ты можешь объяснить все толком?!

– И ты еще забыл про тех, кто у тебя про Бригадувыпытывал посредством хитрой химии, – окончательно добил друга Самарин.

– Слушай, – вдруг сказал Мазур, – а может, напокой пора, а? На речку с удочкой? Как по легенде: пенсионер, скука, жена,дети…

– Да кого ты можешь поймать на эту удочку, рыболовфигов!.. Ладно, хватит косить под Гамлета. Давай-ка за работу. А то разнылся,понимаешь, какого-то деда Зелимханова тут мне приплел…

Лаврик поднялся.

– Дед Зелимханов, понимаешь. Сам ты дед старый!

Красноярск, 2006—2007 гг.