от землянки к землянке. В спину его подталкивает гомон растревоженных неожиданным пробуждением забойщиков. А впереди светлеет небо. Звери ревут протяжно, трубно, сообщая всему живому на острове о наступлении нового дня.

За длинную жизнь Айгинто хорошо научился погоду угадывать. Море прозрачное – значит, солнечно будет. Если поверхность воды морщится, как лицо хмурого человека, – ветер идет. Когда пены много и волна частит – дождю быть… Но сегодня он забывает погоду определить. Мысли заняты другим. Поведение управляющего совсем непонятно, беспокойство вызывает. Нет рядом ученого друга. Каяма-сан все умеет объяснить. А без него самому думать надо. Трудно самому!..

День начинается туманом. Холодное молоко клубится у ног. На пять шагов вперед видно, а дальше – ничего.

В лодке ехать опасно. Ждать нужно. Но управляющего шайтан изнутри толкает. Управляющий говорит: груз особый на кавасаки находится. Нужно совсем срочно доставить на берег. Времени нет!

С господином говорить – что ветер в бурю перекричать. Шлюпку на воду – и пошел. Только Айгинто свое дело знает. Показал энергичным жестом гребцам на весла не налегать. Спешить за едой надо, да и то когда запас ее к концу пришел… Помнит старшинка, как со шкипером Бруком однажды в чуме у алеутов зимовал. Холода наступили – птица замертво падала. Зверь ушел далеко-далеко. Оленей мало, бить нельзя. Тюлень под лед спрятался. Юколы не только для собак, для людей не осталось.

Уходят охотники, долго нет. Возвращаются – нарта пустая. Шкипер Брук тоже с охоты ни с чем приходил. И вдруг ему удача в руки!.. Появился в стойбище высокий человек, важный. Много меха на нем; лицо совсем в мехе потонуло. Охотников тот господин набирать приехал. Алеутам «огненной воды» обещал, а шкиперу – много золота. Скоро котик к лежбищу пойдет, сказал. На плаву он ничей, бить можно.

Разозлился шкипер Брук, кричать стал.

«Много лет я душу черту продавал, – объяснил он потом Айгинто, – на старости не хочу больше. Грязное это дело – бессловесную скотину губить. В воде кто разберется, матка или самец плывет…»

И отказался. Наотрез. Тогда Айгинто ничего не понял. Сколько зим пролетело, пока оценил добрую душу названого отца своего. Когда человек собаку любит, птицу жалеет, зверя зря не бьет, он и к людям сочувствие имеет. Уэхара-сан всех ненавидит. У него один бог – фирма. Вот и послал лодку в море, когда туман, будто груз больше живой души стоит.

Приблизились к шхуне. Айгинто видит: мачта с наклоном, корма низкая. Чужая шхуна. И синдо грубый.

– Сгружай скорей паршивые бочки! – завопил, размахивая короткими ручками. – Иначе все потоплю…

Айгинто думает: какие бочки? Управляющий ничего не сказал. Почему не сказал? Очень нехорошо.

Бочки оказались железными и шибко тяжелыми. Пахли они неприятно. Запах показался Айгинто знакомым. Похоже на черную жирную воду, которую заливают в машину.

Выкатывая бочки на берег, Айгинто пытается понять: зачем на Кайхэне нужна черная вонючая вода? На острове нет машин. Где машины?.. Но останавливаться некогда.

Они сделали много рейсов. Куча бочек на песке росла, а конца работы не видно. Наконец Айгинто не выдержал. Превозмогая страх, приблизился к Уэхаре. Не скажет ли господин управляющий, к чему им столько черной воды? Может, большие лодки придут сюда накормить мотор?

На удивление, управляющий не разозлился, захохотал:

– Правильно, старшинка. Я привез нефть, чтобы залить глотку… – Он осекся. – Заправочная станция для боевых кораблей? Это ты прекрасно придумал.

– Плохо сказал, господин. Нет веры в такие слова.

Глаза Уэхары от злости белой пленкой подернулись.

– Ах ты, старый болван! – рявкнул он. – Мне незачем врать! Я приготовил этот презент для русских, будь прокляты враги империи! Они получат на нашем острове сдохших от нефти зверей!

Айгинто задрожал от ужаса. Так даже думать нельзя. Большой грех. Господин управляющий не станет худо поступать. Зверь жить должен!

– Кто может мне помешать? Пошел вон, грязная скотина! Работать! Да как следует!..

Айгинто отступил. Ничего больше не сказал. Страшен в своем гневе Уэхара-сан, хуже злой умки, когда у нее детеныша убьют.

Снова катит бочки Айгинто. В голове пустота и страх. Слишком слаб и одинок. Корейцы – плохие советчики, думать не могут. На острове много солдат…

Шлюпки ушли за последней партией. Айгинто остался на берегу, опустился на песок и закрыл лицо руками.

«Все пропало, – подумал обреченно. – Каяма-сан говорил: береги котиков, Айгинто-кун!.. А как беречь, не успел научить». Отвернулся от старого чукчи творец-киягныку.

Хотел закурить, трубку вынул. Солдат закричал:

– Нельзя тут с огнем! Не балуй, старшинка, уходи! Уходи дальше!

И тут… Сразу вспомнилось!

Давно-давно шкипер Брук учил: «Возле мотора с огнем не балуй. Пожар даже на воде – беда непоправимая!»

Айгинто осторожно, одними глазами, оглядел берег. Уэхара спокойно сидит – отдыхает. Солдат туда-сюда шагает вдоль бочек. Никто на него внимания не обращает. Это хорошо! Только бы раньше времени не выдать себя! Только бы ничего не заметили!

Он нащупал в кармане спички и стал медленно продвигаться к крайней бочке. Лег на землю. Бочки всех заслонили – значит, и его не видно. Теперь надо отвернуть железную пробку.

Не тут-то было… Нажал сильнее. Вцепился намертво. Сдирая ногти, сдвинул с места, повернул еще раз. Струей бесшумно хлынула черная вода. Облила лицо, грудь… На песке, не успевая всасываться, образовалась радужная лужа. Дрожащими руками Айгинто чиркнул спичкой. Пламя полыхнуло, лизнуло лицо, опалило лоб, брови. Еле успел отскочить, упал головой в воду. Грохнул взрыв… Истошно закричал Уэхара:

– Проклятье! Кто поджег? Скорее кати крайние бочки!

Кто-то рванул Айгинто из воды, с размаху ударил по голове. Все поплыло перед глазами. Старика подхватили за ноги, поволокли по песку. Он потерял сознание и не видел, как бесновался на берегу Уэхара.

– Брось эту тварь в каземат! Я сам спущу с него шкуру! Выкатывай бочки! – кричал он корейцам. – Скорее! Лей нефть! Конец зверью… Конец острову… Я исполню свой гири!

Ретроспективные раздумья полковника Бегичева.

Июнь 1980 г.

Первое, что увидел, проснувшись поутру, было море. Оно вплотную подступает к полотну железной дороги и, живое, сверкающее, мелодично перекатывает гальку. Накануне вечером, садясь в поезд, я так замотался, что совсем забыл о встрече с ним. Самолет долго не выпускали. Пришлось часов семь, если не больше, проторчать в аэропорту.

Соскочив с полки, натянул китель и приник к раскрытому окну. Вот и посчастливилось вернуться к тебе, Тихий, или Великий. Я не забыл своего обещания. Пусть через тридцать пять лет, но приехал…

Вдруг слышу:

– Товарищ полковник, разрешите пройти?

Повернулся. Стоят два солдата с эмблемами артиллеристов. Оба