– И что из этого следует? – допытывался Окладин, как я заметил, все больше настораживаясь в ожидании новой версии краеведа.

– От этого ложного тайника, – кивнул Пташников на раскоп, – прямая дорога к сокровищам, которым цены нет.

– Что вы имеете в виду?

– Исчезнувшую библиотеку Ивана Грозного!

Такого предположения Окладин не предвидел, потому не сразу смог собраться с мыслями:

– Вы верите в существование этой легендарной библиотеки?

– Библиотека Ивана Грозного, а точнее сказать – библиотека московских государей – существует, – поправил историка краевед, немного помолчал и убежденно произнес: – Она существует, и ее надо искать!

– Тогда объясните, как без следа могло исчезнуть такое крупное книжное собрание?

Пташников словно дожидался этого вопроса:

– Библиотека московских государей хранилась в тайнике, о котором знал крайне ограниченный круг людей. Возможно, именно убийство царевича Ивана роковым образом отразилось на судьбе этой книгохранительницы.

– Какая тут может быть связь?!

– Царевич Иван был одним из немногих, кто знал, где находилась царская библиотека. После его гибели Грозному стало не до книжных сокровищ. Умер Грозный – и следы библиотеки затерялись окончательно. Таким образом, заговор против Ивана Грозного – одна из причин ее исчезновения.

Окладин воспринял слова краеведа скептически, что легко читалось на его лице.

– Вы не верите в гибель царевича в результате заговора, потому что кроме записок Ганса Бэра нет других документальных свидетельств? Не так ли? – Пташников посмотрел на историка.

– Теперь, когда тайник оказался пуст, сообщение Ганса Бэра о заговоре против Грозного, в котором будто бы участвовал царевич, кажется еще более сомнительным.

– Не стану спорить с вами, хотя по-прежнему считаю, что заговор существовал.

Я не успел удивиться уступчивости краеведа, как он поднял указательный палец и заявил:

– Возможно, в ненайденной библиотеке Ивана Грозного, которая включала в себя и царский архив, находятся документальные свидетельства о заговоре. Там же, вероятно, лежат и документы, связанные с делом Соломонии Сабуровой, с которыми ознакомился Грозный и которые открыли ему тайну его происхождения.

Я заметил, что разговор о библиотеке Ивана Грозного старик в соломенной шляпе слушал с повышенным вниманием, не сводя с краеведа доброжелательного взгляда. Но меня интересовала сейчас не библиотека Ивана Грозного, а новгородские сокровища, и я спросил Марка, что он думает о их судьбе.

– В этом деле появились новые неожиданные обстоятельства, которые вам еще не известны.

Пташников возмутился:

– Какие такие обстоятельства? Что же вы столько времени молчали?

Не ответив краеведу, Марк обратился к старику в соломенной шляпе:

– Повторите, пожалуйста, что вы сообщили лейтенанту Смолкину… Да, я вас не познакомил, – наконец-то спохватился Марк. – Эрнст Карлович Винтер – научный сотрудник Суздальского музея. Без его помощи нам вряд ли удалось бы объяснить некоторые поступки Отто Бэра.

Я уставился на старика с изумлением, которое даже из приличия не в силах был скрыть. Так вот к кому чернобородый приезжал в Суздаль! Вот о ком так уважительно говорила женщина, похожая на Соломонию Сабурову, а потом словоохотливая старушка-смотрительница.

Я вспомнил, как околачивался возле дома этого человека на улице Пожарского, а потом справлялся о нем в экскурсионном бюро; и почувствовал, что невольно краснею.

Представляясь нам, старик церемонно приподнял свою старомодную шляпу и, водрузив ее на место, сказал, тщательно выговаривая каждое слово:

– Я и раньше предполагал, что тайник опричника окажется пустым. Сегодня приехал сюда, чтобы убедиться в этом. К сожалению, я не ошибся в своих догадках.

– Интересно, чем были вызваны ваши сомнения? – недовольно спросил Пташников.

– В одном из архивов я обнаружил старинную грамоту, которая и натолкнула меня на эту мысль. Она адресована царскому казначею Никите Афанасьевичу Фуникову и написана, судя по всему, человеком, сопровождавшим тот самый обоз, с которым шел опричник Ганс Бэр.

– Вон даже как! – почему-то с недоверием произнес краевед. – Ну, и что же было в этой грамоте?

Полностью грамота не сохранилась, но уцелел текст, в котором казначею сообщалось, что царя хотели обмануть и часть новгородских сокровищ присвоить себе, но в последний момент человек, написавший грамоту, перехитрил вора и спрятал сокровища среди сундуков с книгами. «А те сундуки скрыл я в тайнике, о котором тебе и государю ведомо» – так заканчивалась грамота.

Пташников вскочил на ноги, обеими руками похлопал Винтера по плечам и заходил вокруг костра, повторяя, как заведенный:

– Сундуки с книгами… Сундуки с книгами…

Заметив наши недоуменные взгляды, краевед опять уселся возле костра и убежденно заявил:

– Нет никаких сомнений: этот вор – Ганс Бэр! А кто написал грамоту, тот и сокровища подменил булыжниками. Но не это главное.

– А что же?

Пташников словно не расслышал моего вопроса; уставясь в костер, о чем-то глубоко задумался.

Окладин так прокомментировал сообщение Винтера:

– Действительно, Никита Фуников был царским казначеем, сразу после возвращения из Новгорода царь казнил его и многих других – будто бы и в Москве нашлись изменники, которые сносились с Литвой и хотели посадить на царский престол князя Владимира Андреевича Старицкого. Среди казненных – люди из ближайшего окружения царя: отец и сын Басмановы, печатник Иван Висковатый, князь Афанасий Вяземский. Кстати, Фуников был женат на сестре Вяземского, возможно, именно за это и поплатился жизнью. Но точно сказать нельзя – сыскное дело по московской измене тоже не дошло до нас.

Я вспомнил допрос чернобородого и его слова о том, что, вернувшись в Александрову слободу, Ганс Бэр сообщил о нападении на обоз именно Никите Фуникову, а казначей донес о том царю. Позднее, когда был схвачен Фуников, Ганса Бэра обвинили в преступной связи с изменником.

– Если Никита Фуников был казнен сразу после возвращения Грозного из Новгорода, а Ганс Бэр тут же оказался в темнице, то новгородские сокровища, может, до сих пор лежат в том тайнике, о котором говорится в грамоте?

– Вполне возможно, – согласился со мной Винтер.

– Сколько еще сокровищ сокрыто в тайниках и ждет своего часа, – вздохнул Марк и обратился к Винтеру: – Лейтенант Смолкин сообщил мне, что в Москве он ознакомил вас с документами, собранными сотрудниками нашего отдела по Янтарной комнате. Есть у вас какие-нибудь версии, предположения, уцелела ли она и где, в таком случае, следует ее искать?

Старик поправил шляпу на голове и сказал, тщательно подбирая слова: