Она помедлила, прикусив нижнюю губу. Затем нервно сглотнула. Ее беспокойные пальцы порхнули к горлу, затем нервно затеребили нитку настоящего жемчуга у нее на шее, и это все свидетельствовало о том, что женщина в расстроенных чувствах, да при этом еще улыбается, а как же.

— Конечно, я не люблю Барта, как любила вашего отца.

Ха! Как неубедительно она это сказала. Ее сияющие глаза и цветущий на щеках румянец свидетельствовали о любви, которая была чем-то большим, что знала она прежде. Я вздохнула. Бедный отец!

— Эти подарки, что ты нам привезла, мама, они не все из Европы или с Британских островов. Та коробка с кленовым сахаром, она ведь из Вермонта, правда? Вы что, и в Вермонте были? Он оттуда родом?

Ее смех прозвучал живо, радостно, открыто и даже слегка чувственно, как будто Вермонт значил для нее что-то.

— Нет, он не из Вермонта, Кэти. Но у него там живет сестра, и мы съездили к ней на уикэнд, когда вернулись из Европы, и вот там-то я и купила эту коробку, потому что я знаю, как ты любишь кленовый сахар. У него еще две сестры живут на юге. А сам он из маленького городка в Южной Каролине — Гренглинн или Грингленн, что-то в этом роде. Но он так долго жил в Новой Англии, где он закончил Юридическую Школу в Гарварде, что говорит он скорее как янки, чем как южанин. Ах, как красиво в Вермонте осенью, у меня буквально дыхание захватывало. Конечно, когда у тебя медовый месяц, не испытываешь большого желания общаться с людьми, так что мы совсем ненадолго заехали к его сестре, а большую часть времени проводили на пляже.

Она с трудом задержала взгляд на близнецах, буквально на одно мгновение, и ее пальцы вновь заплясали по нитке жемчуга, грозя разорвать ее. Но, кажется, ее настоящий жемчуг был крепче, чем ее поддельная доброта.

— Тебе понравились игрушечные лодочки, что я тебе привезла, Кори?

— Да, мама, — он ответил очень вежливо, глядя на нее своими большими, обведенными тенью глазами, как будто она была чужая.

— Кэрри, деточка, те маленькие куколки, я их подбирала для тебя в Англии, чтобы пополнить твою коллекцию. Я надеялась, что найду для твоего кукольного домика другую колыбельку, но, похоже, их больше не делают.

— Ничего, все в порядке, мама, — глядя в пол, отвечала Кэрри. —Крис и Кэти сделали мне колыбельку из картона, и она мне очень нравится.

О, Боже, неужели она не видит? Они же уже ее не признают. Они чувствовали себя с ней неудобно, как с чужой.

— Твой новый муж знает о нас? — спросила я, смертельно серьезная.

Крис наградил меня сердитым взглядом за этот вопрос, давая мне понять, что, конечно же, наша мать не может обманывать в таком вопросе и не сказать человеку, за которого вышла замуж, что у нее есть четверо спрятанных детей — это нечто такое, что только дьяволу и доступно.

Как будто тень омрачила счастье нашей мамочки и что-то больно ранило ее. Снова я спросила не то, что нужно.

— Нет еще, Кэти. Но как только умрет папа, я расскажу ему все о вас четверых. Я объясню ему каждую минуту, каждую деталь. Он поймет, он добрый и мягкий. Вот увидишь, он понравится вам.

Она говорила это уже не раз. Так вот еще чего ради придется нам дожидаться, когда умрет этот старик.

— Кэти, не смотри на меня так! Я не могла сказать Барту до свадьбы. Он ведь поверенный вашего деда. Я не могла позволить, чтобы он узнал о моих детях прежде, чем завещание будет прочитано, и я получу деньги на свое имя.

У меня на языке вертелись слова: мужчина должен знать, что у его жены четверо детей от первого брака. Ох, как мне хотелось сказать это! Но Крис посмотрел на меня многозначительно, а близнецы теснились рядом, согнувшись и уставившись в телевизор. И я не знала, сказать ли мне или промолчать. По крайней мере, пока молчишь, не наживешь врагов. Может быть, она по своему права.

Боже, пусть она будет права. Обнови мою веру, Боже. Дай мне поверить в нее снова. Дай мне уверовать, что она прекрасна не только телом, но и душой тоже.

Любовь. Как часто это слово встречается в книгах. Снова и снова. Вы можете быть богаты и здоровы, красивы и талантливы, но у вас нет ничего, если нет любви. Любовь меняет все вокруг, на смену обыденности приходит нечто головокружительное, всесокрушающее, пьянящее, очаровьшающее.

Это направило ход моих мыслей к тому дню в преддверии зимы, когда дождь хлестал по крыше, а близнецы сидели на полу в спальне перед телевизором. Крис и я были на чердаке, лежа бок о бок на старом матрасе у окна в классной комнате. Мы читали одну из тех старинных книг, что мама принесла нам из большой библиотеки внизу. Скоро чердак будет вновь отобран у нас студеной зимой, поэтому мы старались проводить там как можно больше времени, пока это было возможно. Крис любил пробежать страницу, а затем быстро перескочить на другую. Я же любила пройтись не спеша по прекрасной строчке, прочитывая некоторые дважды, а то и трижды. Мы не раз спорили по этому поводу.

Читай быстрее, Кэти. Ты что, хочешь выучить наизусть эти слова?

Но в этот день он был терпелив. Он ложился на спину, глядя в потолок, пока я проводила время, смакуя каждую так прекрасно написанную строчку, проникаясь духом викторианских времен, когда люд и носили такие нарядные одежды и говорили так элегантно, и так глубоко чувствовали любовь. С первого же отрывка эта история окутала нас обоих мистическим, романтическим очарованием. С каждой страницей мы все глубже медленно и подробно погружались в историю двух блистательных любовников по имени Лили и Раймонд, которые преодолевали немыслимые препятствия, чтобы достигнуть волшебной страны, где на пурпурной траве все мечты сбываются. Боже, как я желала, чтобы они нашли это место! Но затем открывалась вся трагедия их жизни. Представляете, оказывается, все это время они находились на этой самой особой траве! Все время были на ней и ни разу даже не взглянули вниз. Я ненавидела несчастливые концы! Я с досадой захлопнула книжку и швырнула ее о ближайшую стену.

— Что за дурацкая история, смешнее не придумаешь! — Я с упреком взглянула на Криса, как будто это он написал книжку. — Неважно, кого я полюблю, но надо же уметь прощать и забывать!

Я продолжала критиковать эту бедную книжку вместе с бурей, бушевавшей за стеной, погода и я неистовствовали в одном темпе.

— Ну почему они не написали как-то иначе? Неужели возможно, что двое интеллигентных людей витают в облаках и не осознают реальных событий, которые неминуемо ведут к несчастью? Никогда, никогда я не буду, такой же как Лили, да и Раймонд тоже! Дураки идеалисты, которым не хватает здравого смысла просто взглянуть себе под ноги!

Кажется, мой брат был поражен, что книжка так задела меня, но затем он призадумался, глядя на струи дождя.

— Наверное, влюбленным и не положено глядеть на землю. Эта история символическая, а земля олицетворяет собой реальность, с ее несчастьями, случайными болезнями, смертью, убийствами и всяческими трагедиями. Влюбленным положено смотреть в небеса, там их прекрасным иллюзиям ничего не грозит.