– Да нет, волки влезли непроизвольно, – я поспешила оправдаться. – Я имела в виду полевые работы. «Только несжата полоска одна, грустные думы наводит она…»

– Нет, будь так добра, Некрасова включать не надо, я его не люблю, так что не смогу соответствовать, – строго предупредил старший компаньон.

– А как насчет «до гроба рабу покоряться»? – спросила я, несмотря на запрет. – Слушаю и повинуюсь. Не забудь завтра шнурки погладить.

– Бог с тобой, неуместно язвительное дитя, сама ведь не знаешь, над чем смеёшься, – напутствовал меня Валентин.

После освежающего обмена цитатами я проверила усушку кристаллов и занялась тем, что хотел, но не успел сделать покойный Костя Рыбалов – стала наполнять драгоценными камнями хрустальные флаконы, сожалея о том, что соли и гель я израсходовала напрасно и залить клад парфюмерным соусом не получится. С другой стороны, сквозь таможню я ходить не собиралась, так что соус вроде был и не к чему. Прямо скажем, идейка Косте явилась недурная, но отменно дурного вкуса и дилетантская, лучше бы он проглотил камешки или зашил в подкладку чемодана. Думаю, что с Ниной Уланской он не советовался.

Камней оказалось больше, чем места, я застопорилась и вновь полезла в помойную сумку. Вдруг там имеется ещё одна емкость, иначе придется делать бутерброды, и начинять их камнями – замечательное получится угощение к деловому завтраку. Но в сумке покойной тёти Сани ничего кроме старых газет не нашлось, а пыльные они были отчаянно. Хорошенькое дело, думалось мне, я всё раскусила, но вот газеты так хочется выбросить, а не могу, пока не поняла, зачем они нужны. Чихая и отплевываясь, я собрала неразгаданные газеты обратно в суму и вернула её под мойку. Утро вечера мудренее, потом разберусь.

Оставшиеся без места камешки я высыпала в свой пузырёк, до того праздно лежавший среди старинных ненужностей, затем тщательно упаковала нессесер в чёрную торбу, чуть не забыла мешочек с геммами, распаковала и уложила обратно. Далее прибавила рукопись с пятью недоработанными страницами, засунула на дно пузырёк, а сверху прикрыла книгой о драконах.

Сама толком не догадываясь, что намереваюсь делать, я наскоро ополоснулась в липкой ванне, заодно проверив, не осталось ли чего, надела походную форму одежды, а именно платье в черно-белую клеточку, обула сандалии на босу ногу и вздернула торбу на плечо. Оставалось сделать последний звонок перед выходом в ночь.

– Веруня, прости меня, поганку, – сказала я подруге, оторвавши её от стирки. – Я расскажу тебе после, клянусь, но если потеряюсь, ты одна будешь знать где…

Ошарашенная подруга Вера поохала, послушно записала мой извилистый маршрут на стенке своей ванной комнаты и лишь затем вернулась к мокрым носкам и панталонам. После этого я сочла, что половина моей безопасности обеспечена. Вторая часть требовала не столько умственных усилий, сколько знания местности плюс кое-какой ловкости, но не рук, а ног. Не смогу объяснить отчего, но мне показалось совершенно обязательным выйти из дома незамеченной.

Во-первых, спящий на лавке Гарик мог не спать, а лишь дремать, и видение моей персоны, выходящей из подъезда, могло ввести его в состояние пьяной предприимчивости. Не хватало только отбиваться от нетрезвого кавалера на виду у пустой улицы, а также гипотетических наблюдателей. Возможное наблюдение я, разумеется, относила к разряду параноических явлений, но имея в торбочке миллиардное состояние, не следовало пренебрегать даже бредовыми подозрениями. Понятно, что спускаться с третьего этажа на верёвке из простынь никто не собирался, к тому же дурное предприятие стало бы в высшей степени бесполезным, поскольку оба окна смотрели на два выхода из подъезда. Одно на улицу, другое прямо во двор. Однако имелся третий путь, мерси причудам рынка.

Когда в цокольном этаже дома обосновался офис какой-то фирмёшки, строители пробили и затем не замуровали вход в соседний подъезд, лишь прикрыли его дверью, которую отворяли все, кому не лень, в основном детишки, когда играли в «Стартрек», и переходили из одного звездолета в другой.

А в соседнем подъезде жила моя приятельница Люба, её квартира располагалась на первом этаже, к тому же детишки пользовались окном, как лишней дверью. Люба неоднократно сетовала на их идиотскую привычку, поэтому я знала, что из её квартиры можно попасть в тихий переулок, на который не выходит ни одна из дверей нашего дома. Будь гипотетические наблюдатели хоть семи пядей во лбу, но выставить пост в этом переулке им вряд ли пришло бы в голову, для такого варианта нужно лишиться рассудка либо устроить на меня войсковую засаду, признаков которой я не наблюдала, когда глядела в оба окошка.

Свет я тушить не стала, оставила настольную лампу, как она светила при Гарике, и отбыла во мрак, предварительно заглянув в дверной глазок. Там было пусто. В подъезде тоже никого не было, я преодолела соблазн плюнуть на паранойю и выйти из дому в открытую, отодвинула дверь «Стартрека» и протиснулась в Любин подъезд. Там тоже было пусто, тусклая лампочка приветливо освещала дверь квартиры Разумовских, но звонок у них теперь не работал, надо думать, детишки поэкспериментировали.

В любой другой дом я бы постеснялась стучаться в двенадцатом часу пополудни, тем более с неординарной просьбой, но професссия обязывала Любу к терпимости. Замечательная женщина и кандидат наук от психологии, Люба Разумовская выслушала мою просьбу, не моргнув глазом и даже не вспомнила о клинике. Естественно, я мотивировала свое бредовое поведение вескими причинами, даже указала на спящего Гарика. Вид на скамейку с моим бывшим другом просматривался из гостиной комнаты достаточно наглядно. Люба даже ухитрилась его признать.

Согласившись с изложенными резонами, Люба внесла в проект значительное дополнение. К ней, вернее, к младшему сынишке, пришёл на свидание бывший второй муж, Лёва, точнее, не пришёл, а приехал. В момент моего появления папа с сыном прогуливали пса, а когда вернутся, то Люба бралась обеспечить не только свободный выход из окна, но и транспортировку, куда мне захочется. В свободное время Лева подрабатывал частным извозом, поскольку профессия глазного хирурга отнюдь не обеспечивала возможности достойно содержать три семьи, одну действующую и две бывшие.

Как было задумано, так и сделалось, быстро и споро. Лёва появился и пошёл выгонять машину в переулок, а мальчишки выпроводили меня из окошка, даже попридержали, чтобы тётя Катя не грохнулась. Тем временем Люба безмятежно и эффективно руководила операцией высадки. Что подумал трехсемейный хирург Лёва, я сказать не берусь, возможно, он решил, что я частная пациентка его бывшей жены, поэтому моим причудам не препятствовал. Лева, как только я уселась к нему в машину, деловито спросил, куда везти, а далее беспечно флиртовал со мною всю дорогу. Надо думать, любая женщина, лишь бы без детей и семейных обязанностей, тянула Леву к себе, как магнит, годилась даже ненормальная. Как я поняла, с нормальными женшинами Леве отчаянно не везло. По договорённости Лева высадил меня у незаметной калитки в железной ограде сада и недалеко проводил по дорожке, ему показалось невозможным оставить одинокую беззащитную женщину в тёмных аллеях ночного парка.