Ехать пришлось около трёх часов, меня довольно сильно укачало, я сглатывала слюну, сдерживала рвотные порывы. Живот болел так, что мне хотелось согнуться калачиком и лечь.

Когда, наконец, приехали, меня всё-таки вырвало. Охранники стояли и смотрели.

— Что пялитесь, у вас есть салфетки и вода? — мне подали и то и другое. Удивительно. — Спасибо. Укачало.

Мы все вчетвером двинулись в лес, очень медленно, потому что Захар шёл с трудом и немного опирался на моё плечо. А вот мне было не на кого опереться.

Уже в сумерках я нашла живицу, наполнила ею все карманы и объявила, что мы можем возвращаться.

Почему я решила его вылечить, а не помочь ему умереть? Что было бы, откажись я достать эту чудо-траву? Увы, я знала чёткий ответ: тогда бы я не смогла выносить своего ребёнка.

Во время обратной дороги я жевала черенок живицы и всем своим существом верила, что он спасёт моего малыша.

Когда мы вернулись, Захар отправился в мою комнату. В тот день от моего решения зависела жизнь Филина, поэтому мои приказы исполняли.

Мне сразу же сняли ошейник. Я отправилась на кухню, получила в распоряжение всё необходимое, вскипятила воду и залила ею траву, теперь нужно было дать настояться.

На пороге появился сам Филин, его мешки под глазами при новом освещении, казалось, стали ещё больше.

— Ты вовремя, дядя. Ещё пять минут — и можешь пить.

— Что это за трава?

— Живица. Эффект ощутишь почти сразу, или когда проснёшься с утра, с неё очень хорошо спится.

— Не считай себя самой умной. Ты выпьешь её первая.

Мне только того и было нужно.

— Ладно. Я заварила много, хватит и тебе, и мне.

Время подошло. Маленькими глотками я осушила всю кружку. Оставалось только ждать, что трава подействует.

Старик пару минут выжидал, затем сам схватил чайник и плеснул себе отвара. Пока он пил, я налила ещё одну кружку, для Захара. Оставшуюся травку пришлось оставить на кухне, я пожалела, что пожадничала и набрала слишком много.

— До завтра, дядя, теперь для тебя начнётся новая жизнь, совсем новая, с завтрашнего дня всё изменится.

— Что я выпил, ведьма? — он рассвирепел, подумав, что я отравила его.

— Отвар живицы. Я его заговорила, — блефовала я. — Я вернула тебе жизнь, и теперь ты в неоплатном долгу передо мной, — очень глупо было ожидать, что старик поверит в мои фантазии, но я была до наглости смелой.

Я вышла, не дожидаясь ответа. До комнаты меня провожал двухметровый охранник, а в комнате на столе стоял ужин. Захар был по-прежнему закован в кандалы.

— Охранник! Сними с него железо! Почему он ещё в кандалах? — закричала я.

Это был мой последний приказ, который охранник, нехотя, выполнил.

И вот мы остались наедине. Первый делом я протянула Захару кружку.

— Это та травка?

— Да. Она вылечит тебя.

— Мы ездили из-за меня?

«Глупый. И из-за меня, и из-за моего гадкого дядьки, и только в последнюю очередь из-за тебя» — про себя ответила я, а вслух произнесла:

— Не только.

Он выпил, доковылял до столика с едой, запихнул в себя пару кусков мяса, со стоном прожевал и лёг в постель.

Странно, что никто не был против того, чтобы он остался. Без сомнения, это был один из ходов в грязной игре, которую вёл Филин. И я по-прежнему чувствовала себя пешкой.

В комнате не было других кроватей и, конечно же, на ней без труда можно было уместиться вдвоём. Наверное, живица оказала на Захара такое же влияние, как на меня в мою первую брачную ночь. Он потянулся ко мне, словно в сладком забытьи, но по его дыханию я понимала, что он не спит.

— Что ты делаешь? — прошептала я, начиная возмущаться.

— Я хочу тебя… пожалуйста, не отталкивай…

Я повернулась к нему, чтобы убрать от себя его руки.

— Да что с тобой! Между нами ничего, кроме дружбы, быть не может!

Он как будто не слышал и продолжал приставать ко мне. Не выдержав, я хлестнула рукой по его щеке. Этого было более чем достаточно, он убрался на другой конец кровати и сел. Его психика была расшатана настолько, что он снова начал рыдать. Бедный мальчик. Да, он был старше меня года на 3–4, но его всю жизнь толком никто не воспитывал и не любил, в некоторых областях жизни он был ещё совсем ребёнком.

— Захар, повернись ко мне, пожалуйста.

Он остался сидеть неподвижно. Я повторила просьбу, и только после этого он повернул ко мне своё лицо с застывшей на нём гримасой.

— Я понимаю, что жизнь тебя не баловала, и ты пережил большое потрясение, но это не повод потакать твоим истерикам. Я обещаю, что сделаю всё, чтобы вытащить тебя отсюда живым, и большую часть жизни ты сможешь провести вне этого ужасного мира, где тебе не место.

Я поучала его так, как привык меня поучать всемудрый Дилан. Конечно, меня почти всегда бесили назойливые советы, но надо же было как-то дать человеку понять, что он не прав. Захар шмыгнул носом, едва заметно кивнул.

— А теперь давай спать. Завтра тебе будет гораздо лучше.

Захар, как ни странно тут же послушался, и уже спустя 5 минут я услышала его сопение.

…Но утром лучше стало не только Захару.

Мне приснился Дилан, я рассказывала ему, что я в полном порядке и что наш ребёнок тоже в безопасности. Рано утром засовы открылись и оба охранника потребовали, чтобы я срочно отправилась к хозяину. Вид у них был перепуганный, как будто к их горлу кто-то подставил нож.

Я начала одеваться, но меня начали торопить, буквально вывели под руки из комнаты. Шли мы быстро.

— Что за траву ты мне подсунула? — закричал Филин, когда я появилась на пороге.

— Доброе утро, дядя, что стряслось-то? Я даже зубы не успела почистить…

— Отвечай! — он метался по комнате туда-сюда почти в истерике.

— Живица, как я и обещала.

— Нет! Ты ведьма! Что ты туда подсыпала?

— Дядя Стас, сядь и услышь меня, — я осталась ждать, пока он немного успокоится. — Ну, сядь же, черт возьми! Чем ты недоволен? Вижу, выглядишь ты намного лучше.

— Да! Ты обещала, что вылечишь меня, а не…

— А не — что?

Он жестом велел охране убраться за дверь.

— Всю ночь со мной разговаривали моя умершая невеста и родители.

— Которых ты убил…

— А теперь умрёшь ты!

— Эмм, нет! Я взялась тебе помогать, а ты сразу — убить. Кстати, из нас троих, выпивших отвар, кошмары снились только тебе! — я говорила с улыбкой и насильно держала эту улыбку на лице, чтобы он не чувствовал моего страха.