Удалось задремать. Жара почти не проникала сквозь толстые стены, температура в комнате была комфортной.

Снова заворочались засовы. Амбал подал голос:

— Тебя ждут.

Да, меня ждали, припасли для меня нечто интересное: в подвале, где старик хранил колбы с головами, скованный кандалами, сидел человек, весь обросший, грязный и изуродованный до неузнаваемости. Увидев меня, он заплакал.

Я скорей догадалась, кто это, чем узнала; подбежала и обняла его. Он всё время бубнил моё имя и выл.

— Захар, Захар, ты слышишь? Что они с тобой сделали?

Он смог говорить не сразу, моё появление стало для него настоящим потрясением, я терпеливо ждала, пока он успокоится.

— Они схватили меня сразу, когда узналось, что ты убила двенадцать охотников. В тот день вход в деревню обнаружили какие-то люди, я говорил с ними, сказал, что собираюсь стрелять чаек… Но я всё равно привлёк к деревне чужаков. Меня пытали, хотели всё узнать… — он снова заплакал. — Я ничего не знал о тебе… Ты оказалась тем самым монстром…

— Я же говорила, что тебе не стоит становиться охотником! О, прости меня… — я снова обняла его и поцеловала в чумазую щёку. — Ты прав, я такое же чудовище, как и человек, заточивший тебя в тюрьму, но я никогда не причинила бы тебе зла.

Он поднял голову и отвернулся от меня. Молодой парень, высохший до костей, испещренный ранами по всему телу.

— Захар, не бойся меня, я твой друг, я постараюсь тебе помочь.

— Они всё равно меня убьют, уходи, оставь меня… — он спрятал лицо в колени.

Я встала, подошла к охраннику, сказала, что мне срочно нужно поговорить с Филином. Похоже, весь мой вид внушал, что если он не исполнит мою просьбу, то тут же отдаст мне свою жизнь. Он связался по рации с напарником, просил прийти.

— Пусть мой друг пока остаётся здесь, дайте ему выпить чистой воды и поесть.

Меня всё-таки проводили в кабинет Филина.

— Поздравляю! Ты утёр мне нос! Это же невинный мальчишка!

— Знаю-знаю, что поделать… Жизнь жестока. Но его пытал не я, я его даже не знаю в лицо, это дело рук его товарищей. Так что ему ещё повезло, — он мило улыбался.

От превращения в волка меня сдерживала только боль в животе и желание помочь Захару. Уверена, дядя торжествовал, когда увидел ярость и ненависть в моих глазах.

Вдруг он начал кашлять. Сначала несильно, потом его лицо налилось кровью, а затем посинело. На платке, которым дядя закрывал рот, я увидела кровяной след. Он привстал, но снова сел. Я подошла и стукнула его по спине, потом ещё и ещё раз. Старик затих.

Охранники всё это время просто наблюдали за происходящим.

— Я знаю, как помочь тебе.

— Мне не нужны твои хитрости.

— У тебя слишком мало времени, чтобы играть в Фому неверующего.

— Я тебя слушаю, — нехотя уступил он.

— Я могу достать траву, которая вылечит тебя. Мне нужно попасть в лес. Сейчас же. Пока ещё светло. Дай машину с водителем. Да, и Захар поедет с нами.

Он махнул рукой, дал приказ двухметровому охраннику, затем мы вышли. Я благодарила небеса за то, что дали мне шанс спасти моего ребёнка.

Нам отвели час на сборы. Мне помогли увести Захара в мою комнату, сняли с него кандалы.

— Надо тебя помыть. Эй, ты как?

— Зачем? Ты всё время меня обманывала! — снова заныл он. — Ты ни за что не оставила бы мужа ради меня!

— Т-с-с-с, молчи, ни слова больше. Ты знаешь правду, но не истину. Идём! Ну, идём же!

Похоже было на то, что ему не давали помыться всё это время. Мне страшно было задумываться о том, что же будет с ним дальше. Изуродованому морально и физически человеку крайне сложно восстановиться, даже если после он попадёт в тепличные условия; психологическая травма всё равно будет напоминать о себе. В одном Филин был прав: Захар не видел его в лицо, и это уже хороший знак.

Воду пришлось сделать еле тёплой, чтобы не раздражать раны. Мягкой мыльной губкой я водила по его спине, плечам и груди, потом он попросил меня выйти.

Двухметровый получил от меня приказ достать чистую мужскую одежду. Он ничего не сказал мне в ответ, но всё по той же рации распорядился, чтобы мой приказ был выполнен. Похоже, меня начали слушать в этом доме. Или это была всего лишь видимость? Со мной любезничали, пока я была полезна.

Бледный Захар, закутанный в полотенце, вышел из ванной. Из еды я могла предложить ему только персик.

— Ешь пока, скоро тебе принесут одежду.

Он стыдливо, но жадно кусал фрукт. Я заметила, что некоторых зубов у него не хватает, а те, что уцелели, стали желто-коричневыми. После того, что ему довелось пережить, очень трудно прийти в норму. На мизинце его правой ноги я заметила начинающуюся гангрену.

— Захар, да у тебя же…

— Я знаю, что это. Мне раздавили мизинец.

Я чувствовала вину за всё происходящее. Эмпатия — то чувство, которого был напрочь или частично лишен Филин.

Парень доел персик.

— Почему ты здесь? Ты живешь в этом доме?

— Да, получается, что так.

— Говорят, те, кто увидел Филина, больше никогда не увидят белый свет…

— Я ещё хочу его увидеть. Не переживай, всё…

Мои слова оборвал стук засовов, в дверь вошла горничная с одеждой в одной руке и обувью в другой.

— Спасибо! Мы как раз тебя ждали!

Девушка отступила на шаг, я рассмеялась.

— Не бойся, я тебя не трону.

Девушка поспешила уйти, дверь снова закрылась.

— Диана, подойди ко мне?

Я послушалась.

— Когда прошлый раз я хотел поцеловать тебя, ты сказала, что ещё рано. Поцелуй меня сейчас?

Я опустила глаза.

— Я знаю, что меня всё равно убьют, прошу тебя, это моё последнее желание…

Не веря, что мне удастся его вытащить, я сделала то, о чём он просил. Он целовал и плакал, всхлипы становились громче и громче, а потом он оттолкнул меня и уткнулся лицом в кровать.

Чувствовала ли я, что предала Дилана? — нет.

Крайние эмоции были некстати сейчас, пора выходить, и даже при таком раскладе придётся возвращаться по темноте.

— Захар, нам пора ехать, оденься, — попросила я.

Через десять минут нас уже заковывали в цепи: меня посадили на ошейник, Захару навесили кандалы на ноги, те самые, в которых он провёл последние несколько месяцев.

Вёз нас списанный военный УАЗик с рамой вместо крыши. Грунтовая дорога была вполне приемлема для поездок. Водитель знал, где находится старый домик бабушки Полины, все охотники это знали, потому что ездили туда забирать тела своих.