Каста солдат сформировалась и у шести видов эусоциальных трипсов, пьющих соки из австралийских акаций. Этих крошечных букашек с нежным тельцем тоже трудно заподозрить в воинственных намерениях, однако их внешность обманчива. Трипсов-солдат, которых легко опознать по уменьшенным или отсутствующим крыльям, природа наделила богатырскими передними конечностями (рис. 12.6). Как и у эусоциальных тлей, солдаты нужны трипсам для обороны галлов. Они набрасываются на трипсов-чужаков, пытающихся завладеть галлом, причем стычки часто заканчиваются летальным исходом[318]. Точно так же не на жизнь, а на смерть сражаются эусоциальные креветки Synalpheus, обороняя свой дом-губку, – мощными клешнями они разрывают захватчиков на части. Пацифисты сетуют, что люди, вместо того чтобы жить дружно, тысячами убивают друг друга ради жалкого клочка земли. Но посмотрите, разве природа учит нас чему-то другому? Какие битвы разворачиваются из-за крошечного вздутия на листике акации или жалкой губки на дне океана!

Особенно остро вопрос об обороне встает, когда общее жилище служит и единственным источником пропитания. Потеря такого жилища означает верную гибель для всех его обитателей, так что они сражаются до последней капли крови. В этом отношении термиты, живущие в гниющей деревяшке и одновременно поедающие ее, ничем не отличаются от галловых тлей и трипсов. Оказаться за пределами бревна для семейки термитов с их нежным полупрозрачным тельцем означает верную смерть, как если бы новорожденных младенцев вынесли на мороз. Поэтому термиты с самого начала должны были уделять большое внимание охранным мероприятиям. Примечательно, что даже тараканы криптоцеркусы, близкие к предкам термитов, активно охраняют свой древесный дом: когда в галерею, проеденную ими в упавшем стволе, пытается проникнуть таракан-чужак, отец семейства бодает его и выталкивает наружу[319]. У термитов же гнездо обороняет особая каста солдат с мощными челюстями и прочными крупными головами, которыми они, как пробками, затыкают входные отверстия. Солдаты есть даже у самых примитивных групп термитов[320]. Древнейшие термиты-солдаты – двухсантиметровые дубоголовые здоровяки, размерами не уступающие крупнейшим современным термитам-солдатам, – известны уже из бирманского янтаря (рис. 12.7)[321].

Напротив, муравьи гораздо меньше привязаны к своему гнезду, ведь провизию они добывают за его пределами. В случае нападения врага муравьи могут похватать свой расплод и переселиться на новое место. Так что каста солдат, скорее всего, появилась уже на поздних этапах эволюции муравьев – у наиболее примитивных муравьев ее нет. За редчайшими исключениями, каста солдат отсутствует у ос и пчел – в ней нет никакой необходимости, так как обыкновенные рабочие особи поголовно вооружены ядовитым жалом. Безжалые пчелы из группы Meliponini, как можно догадаться из их названия, в ходе эволюции лишились этого оружия, однако они могут постоять за себя с помощью мощных челюстей. Человеку, который потревожит южноамериканских безжалых пчел Trigona, не поздоровится: десятки обитателей гнезда, сжав челюсти с острыми зубцами, повиснут на коже обидчика. Отцепить этих пчел практически невозможно: они умрут, но так и не разожмут свою хватку. Фактически эти пчелы точно так же жертвуют своей жизнью в целях обороны, как и обычные медоносные пчелы, чье жало из-за зазубрин застревает в теле врага вместе с частью внутренностей. А вот у одиночных пчел зазубрин на жале нет, так что после его применения они остаются в живых – война не на жизнь, а на смерть имеет смысл только в придачу к эусоциальности.

Было бы ошибкой идеализировать нравы пчел, как это делал Ориген, христианский богослов III в., писавший, что «некоторое подобие тех войн, которые ведут между собой пчелы, установлено в научение, с какой справедливостью и упорядоченностью следует вести войны, если только вообще их нужно вести людям»[322]. На самом деле войны пчел никак не соответствуют Гаагским конвенциям. Например, отсутствие жала не мешает австралийским пчелам Tetragonula, принадлежащим к разным видам, с ожесточением сражаться друг с другом за дупла деревьев, подходящие для устройства гнезда. Если дупло уже занято, пчелы-конкуренты могут на протяжении нескольких месяцев изнурять его хозяев непрекращающимися нападениями. В результате атак на земле остаются сотни пчел, попарно сцепившихся мертвой хваткой своих челюстей. Одерживая верх, захватчики вселяются в дупло, а потомство прежних его владельцев безжалостно выкидывают наружу. Ну чем не геноцид?[323]

Муравьи бьются за территорию и ресурсы не менее агрессивно. Иногда они совершают набеги и в рабовладельческих целях. Сражение муравьев двух разных видов, происходившее на стволе груши, подробно описал еще кардинал Энеа Сильвио Пикколомини (1405–1464), будущий папа Пий II. Американский писатель Генри Торо в шутку сравнивал битву между муравьями, очевидцем которой он стал, с битвой под Аустерлицем. Такие же столкновения происходили, когда муравьи делали первые шаги на пути к продвинутой социальности. Об этом свидетельствует тот факт, что в бирманском янтаре были найдены два кусающих друг друга муравья, относящиеся к разным видам рода Gerontoformica[324]. Смола запечатала их прямо в момент смертельной схватки. Такие поединки почти никогда не случаются среди современных перепончатокрылых, живущих поодиночке, однако они типичны для общественных насекомых. Можно сказать, что рост числа конфликтов – это своеобразная плата за социальность. Как только появляется сложное общество, сразу же появляется и потребность агрессивно отстаивать его границы. Одиночным особям проще разойтись, у них нет ресурсов для ведения планомерной войны друг с другом, тем более что риски здесь слишком велики – погибший боец не оставит потомства. Напротив, рабочий или солдат, который все равно не участвует в размножении, может пожертвовать жизнью без ущерба для репродуктивного успеха семьи. К тому же рост внутригрупповой кооперации открывает безграничные возможности для организованного насилия. Муравей, атакованный чужаками, выделяет феромон тревоги, и ему на подмогу сразу же бросаются тысячи собратьев.