Затем на прощание он взял у помощника колоду карт и без видимого усилия разорвал ее на две части.

Ликование публики было долгим и всеобщим. Атлета не отпускали, кидали ему цветы. Бесов устало улыбался и назавтра обещал показать новые номера — «еще более удивительные».

Исправник Пасынков прошел в комнатушку, где переодевался Бесов. Исправник благоухал тройным одеколоном и дорогим коньяком. Долго тискал руку атлета и басил:

— Большое русское мерси! Позвольте презентовать для меня вашу афишу. Ах, гран мерси!

Вечером вся семья казначея собралась на веранде, ярко освещенной желтым светом керосиновых ламп. В воздухе, густом от запаха земляники и цветов, тонко звенели комары. На самом почетном месте, по этикету того времени — в середине стола, рядом с хозяином и исправником Пасынковым сидел Бесов.

Горничная внесла на подносе жареных цыплят и пикули, запотевший графинчик водки и бутылку лафита.

— У вас, наверное, Федор Федорович, родитель был могучей корпуленции? — допытывался исправник. — Вы, позвольте спросить, откуда родом будете?

Бесов по всем правилам хорошего тона ловко обрабатывал цыпленка с помощью ножа и вилки и не спешил отвечать. Он вообще никогда ничего о себе не рассказывал. Даже близкие ему люди не знали, где он родился, кто его родители. Более того: этого не смогли выведать и самые пронырливые журналисты.

О Бесове ходили самые разнообразные легенды. Одни утверждали, что он сбежал с каторги и поменял свое имя, стал жить под чужим паспортом. Другие, напротив, говорили, что он сын знатных родителей и получил хорошее воспитание и образование. Но родители отказались от сына, когда тот стал заниматься неаристократическим делом — выступать перед публикой с гирями и штангами. Как говорили в старину, тайну рождения он унес с собой в могилу…

Бесов на приставания исправника ответил шутливо стихами Баратынского:

Барышня во все глаза глядела на удивительного гостя. Зардевшись от смущения, пришла ему на помощь, робко попросила:

— Расскажите, пожалуйста, о каких-нибудь приключениях из вашей жизни. Наверное, немало всякого с вами случалось?

Чемпион ответно улыбнулся и весело поведал:

— Всякого навидался, силенка порой пригождалась. Скажем, происшествие на Пермь-Тюменской железной дороге. Ехал я на гастроли. Вдруг на перегоне Шайтанка — Анатольская наш поезд резко тормозит — на линии авария. Перед нами, как раз на стрелке, паровоз стоит, он сломался и не идет ни взад ни вперед. Час стоим, два. Сколько ждать можно! У меня вечером выступление. Не приеду — придется большую неустойку выплачивать.

Подумал, подумал и отправился к машинисту. Решительно ему заявляю:

«Сейчас я продвину машину вашу вперед…»

Тот смотрит на меня как на сумасшедшего. А я снял пиджак и… — Бесов обвел взором слушателей, ловивших каждое его слово, и вдруг спохватился: — Впрочем, господа, чтобы не быть голословным, я вам кое-что прочту…

Он ушел к себе в комнату и вскоре вернулся.

— Вот послушайте, что писали в газете «Урал» от 14 июня в номере 2327: «Ф. Ф. Бесов 10 июня нынешнего года сдвинул плечом паровоз товарно-пассажирского поезда № 26 на 355-й версте Пермской железной дороги, паровоз № 456… За свою силу Бесов назван Самсоном XX века».

Исправник налил Бесову большой лафитник водки. Тот запротестовал:

— Не могу, простите великодушно! Завтра выступление…

— Такому богатырю — такая склянка! Тьфу ты, господи, разве эта малость — помеха? — наседал исправник. — Ну, за компанию, ради дружбы!

Чемпион поколебался… и залпом выпил водку. Исправник тут же наполнил лафитник опять. Если бы знал Бесов, что ожидает его назавтра! Остерегся бы такого застолья…

* * *

Черный бархат неба усеялся яркими бриллиантами звезд. Благословенный город спал. И ни одна душа на свете, даже ретивого по службе исправника Пасынкова, не подозревала о том потрясающем событии, которое судьба уготовила мирным обитателям городка.

— Идем на Беса смотреть! Рельсы, бают, голыми руками гнет.

— Небось брешут!

— Васька Хлыбов сказывал, он вчерась сам видел.

— Поди не пролезешь туды… в парк.

— А кто ё знает! Авось и пролезешь, если пятиалтынный не пожалеешь.

Весь город словно спятил с ума. Закрыл на засов (хотя воров сроду в Слободском не водилось) лавку колониальных товаров Дмитрий Бакулев. Оставил все дела на приказчика владелец «Склада льна» Иван Лукич Колотов. Остановились мукомольное производство Александрова и салотопенное Грехова. После обеда прекратили торговлю магазины «Чайный П. Анучкова» и «Часовой Ивана Яковлева». Солидные купцы, чиновники, мастеровые скорняжно-овчинных производств Николая Татаурова, «Платунов и К°», семейства Плюсниных двинулись к месту представления. Всем хотелось видеть чудеса, которые вытворяло заезжее чудо — Федор Бесов.

…Представление началось необычно. После того как пожарные исполнили «Гладиаторов», появился Бесов. Уже на правах старого знакомца он обошел зрителей, здороваясь за руки, улыбаясь и раскланиваясь. На ходу, почти не задерживаясь, «памяти ради» сгибал пальцами пятаки и другие монеты, которые протягивали ему из публики. Счастливые обладатели сувениров показывали их остальным — все было честно и без подвохов.

Чемпион вновь вокруг своей могучей руки свивал железо. Легко, словно пряники, ломал подковы, которые в невероятном количестве принесли зрители. Играл, словно котенок тряпичным мячиком, восьмипудовой штангой. Испортил, то бишь согнул, еще одну строительную балку, которую втащили на помост местные любители атлетики.

Представление подходило к концу, слободчане утомились от восторженных криков, солнце ушло за дальний лес, и по земле пошли сизые тени. И вдруг…

Бесов в очередной раз раскланялся и с легкой иронией в голосе произнес:

— Ну-с, может, кто желает испробовать свою удаль? Могу бороться на поясах или любым способом. Победителю приз — десять рублей.

Все сразу замолкло. Десять рублей — это две коровы или пять овец. Капитал!

Но кто враг собственному здоровью? Разве такого поборешь? Захочет, шмякнет на жестяной помост — и костей не соберешь. Хоть сто рублей. Хоть сто тысяч — не видать этих капиталов!

И вдруг откуда-то из задних рядов раздался чей-то нутряной, басовитый голос:

— Давай попробую!

Все ахнули, повернулись на смельчака. На арену вышел непомерно высокого роста человек в белой холщовой рубахе, подпоясанной красным шнурком. Был он давно не стрижен и не брит — космы торчали в разные стороны. Хотя он почти на голову был рослее чемпиона, однако в сравнении с ним выглядел гадким утенком, вышедшим помериться силой с горным орлом.