— Рази я богатырский? — искренне удивился Гриша. — Вот мой дедушка, так тот точно, богатырский человек. Дедушка мой в Крымской кампании пятьдесят четвертого года участвовал. Он и нынче крестьянствует, хоть ему, значит, без малого восемь десятков. Намедни приносит ему плотник оглобли. «Купи, — говорит, — хорошие, век служить будут». А дедушка решил пошутить, значит: «Какие они хорошие? Щепки они хорошие… Хошь сломаю?» — «Да не сломаешь!»

Дед положил на шею оглоблю, как коромысло, натужился слегка, она, значит, и переломилась. «Говорил тебе, — смеется дедушка, — что квелая оглобля».

— А ты можешь, как дед? — поинтересовался Лимонов.

Гриша протянул:

— Чего там! Оглобля найдется ненужная? Кликнули Антона.

Кучер, ворча, притащил оглоблю.

Гриша положил ее на плечи, обхватил своими длиннющими ручищами, напрягся…

Несколько мгновений царила тишина. Вдруг оглобля громко хрястнула.

Все охнули, а пугливая Дряхлова опять перекрестилась.

Две половинки Гриша аккуратно сложил у крыльца: на дрова сгодятся.

— Дед тоже хмельного в рот не брал? — поинтересовался Долгушин.

— Не, у нас никто этими делами не баловался. Папаша тоже брезгует. Ну, мне, значит, он врезал по ушам, когда я вернулся от соседей с мешками… Только не сильно, ибо ненароком, значит, зашибить может.

— А что, бывало? — с ужасом округлив глаза, спросила Анастасия Ивановна.

— Как сказать? — Гришка задумался. — Он людей боится трогать. А с быком было…

— С каким быком? — еще более пугаясь, спросила хозяйка.

— Да с племенным. Убежал он как-то у Анофриевых из хлева, бегает по всей деревне, того и гляди, на рога человека какого посадит. И никто к нему приступить не может. Уж очень буйный. Поповой лошади бок пропорол. За девкой из соседней с нами избы погнался, да та, Акулькой ее, значит, звать, успела к нам в избу спрятаться.

Что делать прикажете? Вижу, и папаша мой тоже вроде задумчивый, то ли не знает, что делать, то ли — неслыханное дело — робеет. Да и я на крышу забрался, смотрю на событие сверху. Всякое случалось, а с быком бешеным делов, значит, не имели.

А тут эта животина, не догнав соседскую Акульку, прямо на наш плетень поперла. Так весь, значит, вчистую и завалила. Обидно папаше стало.

«Что ж ты, — орет он из окна, — тварь бессовестная, делаешь? Я, значит, плетень только на прошлой неделе поправлял, Гришка мне помогал, а ты его, зверюга подлая, в щепки разнесла? Ну, берегись!»

Выскочил папаша прямо на быка, а вгорячах ничего в руки, хоть ухват, скажем, не взял. Бык, значит, удивился. Остановился, на моего папашу любуется.

Ну, думаю, была не была. Надо папашу все-таки выручать. Соскочил я с крыши, оттуда до околицы деревню видать, да уже не поспел…

— Забодал? — с ужасом спросила Анастасия Ивановна. Все давно перестали жевать и пить, ловили каждое Гришино слово.

Тот взял стоявшую рядом с его тарелкой крынку холодного, по его просьбе из погреба принесенного молока и налил в большую кружку. Не спеша выпил, простонародно утерся ладонью и продолжал:

— Куда там быку! Когда папаша разъярится, он лютее любого быка делается. Схватил папаша животину за рога, да как… Вот тут, значит, он немножко неправильно сделал. Ему бы полегче, да разве до того было? Он быка так крутанул, что у того что-то там в хребте повредилось. Хозяева грозились в суд подать, с нас взыскать, да не стали. Боялись, что им самим за быка убыток припишут. Ну, по-соседски, значит, ведро самогона выпили и на том помирились.

— А бык что? — поинтересовался исправник.

— Да ничего! Я ему ноги веревкой связал, потом хозяева за ним пришли. Ожил, только с той поры голова у него как-то в сторону смотрела, боком так, недоуменно вроде. И еще, — чтобы дамы не слыхали, Гриша понизил голос, — его сила успехом пользоваться перестала…

— То есть? — заинтересовался исправник.

— Племя от него, замечено было, пошло какое-то нервное. Телки без причины по ночам жалобно мычат, да и весу в них нужного нет. Так и пришлось другого производителя заводить.

Все сидевшие за столом, включая Анастасию Ивановну и владелицу пряничного производства Александру Ивановну Дряхлову, отлично слышавших весь рассказ Гриши, так и покатились со смеху.

— Да у нас, почитай, полдеревни крепких ребят! — добавил довольный собой Гриша. — Сказывают, в старину жил какой-то Прокопий, он дубы с корнем валил.

— Эх, парень, — сказал Бесов Грише, — не знаешь ты, какой тебе талант природой отпущен! Тебе бы полгодика хорошего тренинга у знаменитого дяди Вани, так мы зовем Ивана Владимировича Лебедева. Это лучший ученик доктора Краевского, которого считают отцом русской тяжелой атлетики. Дядя Ваня возглавляет школу физического развития, организует многочисленные чемпионаты французской борьбы. Он бы из тебя человека сделал.

— А кто ж за меня в деревне работать будет? — удивился Гриша. — Мой папаша за такие отлучки зашибет насмерть…

— Ну ты заладил: зашибет да зашибет! Совсем наоборот. Папаша за тебя радоваться будет. Вот ты меня победил. Привезешь ему красненькую. А за эти деньги тебе сколько крестьянствовать пришлось бы? А? Молчишь?

Да такие деньги на своем овсе-пшенице ты за год не заработаешь.

Гриша согласно кивал:

— Где уж там! Много вам благодарны за деньги…

— А ты подумай, дурья твоя башка, если ты станешь профессиональным атлетом? Цирковым! Твой папаша пять работников наймет, ну и ты будешь знаменитым артистом.

Бесов сделал широкий жест рукой.

— Представь, Москва, Петербург, Рим, Париж, Константинополь — везде афиши! «Непобедимый богатырь, зверь таежных лесов Сибири — Григорий…» Как твоя фамилия?

— Косинский.

— «Игра природы — Григорий Косинский!» У кассы столпотворение! Видел, как на мое выступление лезли? Сам-то как проник?

— Плотник провел, земляк.

— А тут, в Лондоне, лорды спрашивают: «Ай бег ё падн, сэр! Нет ли у вас лишнего билетика на Григория…» Как, говоришь, фамилия? Косинский? Нет, это не пойдет. Конечно, вроде намек на то, что ты их всех так и косишь — одного за другим. Но… нет! Слишком отдает полевыми крестьянскими работами. Не увлекает! На афишах мы тебя будем именовать…

Бесов откинулся назад, прищурил глаз, долго изучал внешность Гриши, но ничего придумать не мог. Вдруг он обратился к Наденьке:

— Сударыня, как мы назовем на афишах это чудо природы?

— Кащеев!

— Точно! — с восторгом хлопнул в ладоши чемпион. — Григорий, представляешь, какая это будет пара: «Всемирно известные атлеты — Бесов и Кащеев!» Решено!