– Вэл, сегодня я для этого не в настроении.

Повернувшись, Валери побежала наверх, в свою комнату, и захлопнула дверь. Отчаянно хотелось принять душ; она уже снимала джинсовую куртку. Потом кинула ее через всю комнату, сбив со стола лампу.

Через мгновение ее мать открыла дверь, даже не постучав.

– Юная леди! Ваш отец вернется домой с минуты на минуту. Ведите себя прилично.

– Он не мой отец!

Собственное тело казалось Валери горячим, напряженным и каким-то чужим, словно Трей изменил его. Нужно было скорее все смыть.

Ее мать стояла посреди спальни и ничего не видела.

– Если ты немедленно не возьмешь себя в руки, я посажу тебя под домашний арест.

Валери глубоко вздохнула.

– Ты не понимаешь. – Она обхватила себя руками. – Трей… Он схватил меня. – У нее задрожал подбородок. Глаза защипали слезы. – Он хотел… Он на меня залез…

Ее мать подобрала брошенную на пол куртку и принялась ее складывать.

– Валери, не драматизируй. Это глупо.

– Он не остановится! – выпалила Валери. Наконец она смогла сформулировать произошедшее: – Он пытался меня изнасиловать!

Ее мать положила куртку на кровать и расправила и без того ровное покрывало.

– Трей мог выбрать себе любую девушку.

Она говорила так, будто речь шла о погоде, а ее тон был совершенно обыденным. Но прямо перед тем как мать отвела глаза, Валери заметила в них холод.

– Уверена, ты все неправильно поняла, – продолжила ее мать. – А сейчас прими душ и постарайся успокоиться. Я буду держать твой ужин теплым на случай, если ты захочешь есть позже.

Потом она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

– Мама, – прошептала Валери.

Но она ушла.

Несколько недель спустя – после постоянных косых взглядов Трея, распущенных им сплетен, из-за которых его приятели в школе начинали лаять, когда она проходила мимо, и наблюдения за тем, как лицо матери озаряется улыбкой каждый раз, когда Трей заходит в комнату, словно она всегда мечтала о таком сыне, – Валери тоже ушла.

Трей был обаятельным, успешным спортсменом, прекрасным учеником, который называл учителей «сэр» и «мэм». Она носила короткие юбки, подводила черным глаза, не блистала в учебе и нередко оставалась после уроков за прогулы. Парни вроде Джеймса Скотта Андерса Третьего – с их родословными и трастовыми фондами – всегда побеждали. Кто ей поверит?

Ей не верила даже собственная мать.

Она украла все наличные из бумажника отчима и сумки матери и купила билет на автобус до Голливуда.

В утро перед отъездом Валери сделала кое-что еще.

Написала анонимное письмо отчиму – левой рукой, чтобы не опознали почерк – и сообщила, что по средам его новая жена не ходит на аэробику, а спит с менеджером стейк-хауса.

Кассандра и Джейн узнали всю правду про Валери лишь через много лет.

Их старшая сестра сбежала из Моссли не потому, что их разлюбила. И подкинула их отчиму письмо не из вредности, как подозревали девочки.

В ночь своего возвращения из Лос-Анджелеса, после второго худшего предательства в ее жизни, она наконец поведала Кассандре и Джейн свой секрет. Объяснила, что написала анонимную записку в надежде, что отчим разведется с матерью и это избавит их от Трея.

Валери чувствовала: его следующей целью станут Кассандра или Джейн. Она должна была вытащить сестер из того дома.

Все это время она была их тайным защитником.

Три сестры Мур. Не две.

Вокруг меня плывет город – уличные фонари и машины отбрасывают длинные, волнистые полосы света. Начинает реветь сирена и эхом отдаваться у меня в голове.

У Кассандры, Джейн и Валери был сводный брат. В детстве его называли Треем, но во взрослом возрасте он был известен как Джеймс. Он был убит в Нью-Йорке несколько месяцев назад. В голове одно за другим взрываются все новые откровения.

Я должна попасть в безопасное место.

Подхожу к краю проезжей части и ловлю такси. Когда подъезжает машина, я называю женщине за рулем адрес Семнадцатого участка.

Если детектива Уильямс нет на месте, я готова всю ночь прождать ее на одной из старых деревянных скамеек – рядом со мной хотя бы будет вооруженный офицер.

Как только я опускаюсь на заднее сиденье, на меня наваливается усталость. Я чувствую себя почти такой же вялой и слабой, как после шампанского, в которое, как я теперь уверена, сестры Мур подсыпали какое-то вещество.

Водитель бросает на меня взгляд в зеркало заднего вида. Она не улыбается.

«Может, она тоже замешана?» – думаю я.

Я не пристегиваюсь и проверяю, не заблокированы ли двери. Но через мгновение таксистка отводит взгляд, и я вижу на приборной панели фотографию ее детей.

У меня уже паранойя.

Но я все равно думаю, что следует позвонить детективу Уильямс и предупредить о своем приезде.

Открываю Книгу Данных на чистой странице и начинаю записывать слово в слово то, что собираюсь сказать. Нужно говорить убедительно и правдоподобно.

Не успеваю записать и двух предложений, когда на телефон вдруг поступает звонок с незнакомого номера с кодом 917. Сомневаюсь, отвечать ли, но потом все же нажимаю кнопку ответа.

– Шэй Миллер? – спрашивает у меня, судя по голосу, женщина средних лет с сильным нью-йоркским акцентом.

– Это я.

На заднем плане слышится шум – механический грохот и приглушенные голоса.

– Это детектив Сантьяго из департамента полиции Нью-Йорка.

Следующая фраза детектива Сантьяго производит эффект взорвавшейся бомбы:

– Я веду расследование убийства Джеймса Андерса. Послушайте, я знаю, вас втянули в безумную историю. События разворачиваются стремительно. Мы снова открываем дело о самоубийстве Аманды Эвингер.

– Что? – ахаю я.

– Она прыгнула сама, сомнений нет. Это ясно видно на записях с камер наблюдения в метро. Но мы подозреваем, что кто-то ее преследовал. И мы собираем сведения о сестрах Мур с момента смерти Аманды.

– Они приходились Джеймсу…

– Сводными сестрами. Мы знаем. Подождите секундочку…