Фильмы типа отмеченного премиями «Снова смерть» (1992) увековечили идею, что мы можем достигать прошлых жизней посредством гипноза, а в фильме «Этот ясный день ты навсегда запомнишь» Барбара Стрейзанд путешествует не только в прошлую жизнь, но и в будущую. Конечно, совсем не так часто, как регрессии в прошлую жизнь, но под гипнозом бывали и случаи прогрессии в будущую (недавно популяризированные Чет Сноу в книге «Сны о будущем»). С первых дней гипнотизма объекты проникали в будущее. В девятнадцатом веке месмеризованные «ясновидящие» описывали жизнь в 1920-е годы; и все, как оказалось, ошиблись. Нет никаких оснований считать, что те объекты гипноза, которые сегодня, например, описывают жизнь в 2020-х годах или на других планетах, окажутся более правыми. Наоборот, есть все основания думать, что они творят истории в точности тем же способом, как и объекты, регрессируемые в прошлое. Картины будущего, которые они себе рисуют, очевидно, построены из сегодняшних представлений о будущем. Это показывает, что здесь работает воображение, а не объективная реальность.

Вернемся назад, к Брайди Мерфи. Дело в том, что Бернштейн в некотором смысле тоже находился в трансе, как и сама Руфь Симмонс. Он так хотел верить в реинкарнацию, что отложил все прочие возможные интерпретации в пользу одной, и играл на пару со своей компаньонкой. Если записи сеансов читать в этом свете, то можно увидеть, что Руфь откликалась на его рвение, а когда не хотела отвечать на вопросы, прибегала к невнятным репликам типа «я не знаю», «это не женское дело». Феномен криптомнезии (когда однажды потерянные воспоминания могут вызываться во снах или под гипнозом) был хорошо известен и задокументирован в начале 1950-х, но Бернштейн, не будучи профессионалом, не принял его в расчет как возможное объяснение. Пару раз я слышал, что случай Брайди Мерфи назван «розыгрышем». Мне это кажется несправедливым, поскольку розыгрыш — это намеренная попытка обмануть. Это явный цинизм, описывать предприятие Бернштейна и Вирджинии Тай как-либо иначе, чем искреннее заблуждение. Просто Бернштейн наделал ошибок. Однако это одна из тех областей психиатрии, где ошибки недопустимы, и любители, следовательно, должны быть исключены. Представьте себе человека, который «вспоминает», что совершил убийство в своей прошлой жизни. Как будут на него реагировать? С другой стороны, даже если регрессия в предыдущую жизнь и ошибочна, она все еще может быть полезной в терапии, многие врачи применяют ее, хотя и утверждают, что скептически относятся к фантазиям своих клиентов. Именно потому, что клиент эмоционально вовлечен в фантазию, это может вызвать абреакцию — целительный эмоциональный всплеск. Предположим, у клиента локтевой артрит, а врач догадывается, что у заболевания есть невротическая компонента. Врач может регрессировать пациента в прошлую жизнь и спросить, когда локоть впервые начал болеть. Пациент мог бы прийти к «прошлой жизни», когда он сломал локоть во время Трафальгарского сражения. Если эта причастность к сражению несет соответствующее эмоциональное качество, наступит абреакция и боль спадет. Достаточно известный русский исследователь в этой области доктор Владимир Райков обнаружил недавно, что регрессия к прошлой жизни помогает людям развивать критическую позицию по отношению к своему поведению, а также может помочь при социальной реабилитации преступников и особенно при лечении от алкоголизма. Суммируя сказанное, заключаем, что регрессия к прошлой жизни — это весьма ненадежная практика, и она должна применяться, если вообще ее стоит применять, только профессионалами.

В одном месте книги «Гипнотизм — это облегчение» (которая, несмотря на заглавие, относится к художественной литературе) французская писательница Мари Нимьер говорит: «Вообще, можно взять любое событие, подходящим образом оформленное, и внедрить его в память предрасположенной личности, коль скоро оно не противоречит ее принципам». Как только такая память устанавливается, она делается субъективно такой же реальной, как и истинная память. В этом состоит феномен конфабуляции — та самая западня, в которую, по-моему, попали Морей Бернштейн и Вирджиния Тай. Конфабуляция — это когда два человека нечаянно создают согласованный сценарий; они внедряют в сознание объекта ложную память, а затем конкретизируют ее. Предположим, у объекта есть фрагментарные воспоминания (истинные или ложные) о каком-то событии; при конфабуляции пробелы в этих воспоминаниях заполняются с виду согласованной историей (фабулой), которая затем обретает видимость истинных воспоминаний.

Феномены конфабуляции и создания ложных воспоминаний («галлюцинаций наоборот», как их точно назвал Берн-гейм) были хорошо известны в девятнадцатом столетии. Если бы только они были известны на двести лет раньше — во время тогдашнего громкого процесса Салемских ведьм 1690-х годов! Теперь, оглядываясь назад, хорошо видно, что привлеченные к следствию дети называли многих осужденных, потому что хотели ублажить следователей и положить конец длившемуся часами допросу, которому они подвергались. Исследователи девятнадцатого века также признавали важность того чувства определенности, создаваемого впечатлением точности воспоминания, и обсуждали юридическую значимость этого феномена. Тем не менее несмотря на наличие таких знаний уже в девятнадцатом столетии, с тех пор имело место очень много огорчительных случаев, особенно в 1980-х и 1990-х годах.

Как сообщают Дебби Натан и Майкл Снидекер в книге «Молчание Сатаны: ритуальные злоупотребления и современная охота на ведьм в Америке», техники допроса, часто применяемые к детям в недавних расследованиях случаев сексуальных злоупотреблений, с тех пор мало изменились. Чтобы поощрять детей рассказывать о том, что якобы случилось, используются, например, «анатомические куклы»[58]. Заставив ребенка включить воображение, допрашивающий приводит в действие эти куклы и прямо-таки принуждает ребенка обвинить кого-либо в акте непристойности. Если ребенок говорит, что ничего, дескать, не было, то это принимается допрашивающей женщиной за застенчивость или нежелание говорить об этом. Тогда, войдя в раж (энтузиазм этот часто подогревается феминизмом или христианским фундаментализмом, или тем и другим вместе в этом немыслимом слиянии), она продолжает давить на ребенка, чтобы вынудить его обвинение, и поощряет, когда он или она все-таки обвинит. Хотя число подобных случаев с тех пор сократилось, однако, вне всякого сомнения, сейчас в тюрьмах сидят еще люди, которым там не место; и уж не говоря об их страданиях, следовало бы поинтересоваться тем долговременным эффектом, какой могли оказать на детей такие формы расспроса.

Здесь приводится фрагмент допроса (без применения кукол) пятилетнего мальчика:

Взрослый: Она колола твою попку вилкой? Да или нет?

Ребенок: Я не знаю, я забыл.

Взрослый: Ну давай же; как только ты ответишь, я тебя отпущу.

Ребенок: Я ненавижу тебя.

Взрослый: Не может быть.

Ребенок: Я ненавижу.

Взрослый: Нет, ты меня любишь, говорю я тебе. Это все, что она с тобой делала? Что она делала с твоей попкой?