— Прошу меня покорно извинить, но при всем моем желании не могу, — с всегдашней своей любезной улыбкой сказал он, — вынужден срочно уехать, в Париж, по делам, — и помимо своей воли вдруг добавил: — Вот разве что зимой…

Москва, 17 февраля 1879 года

Неизвестно, на чем основывал свое предсказание князь Шибанский, вряд ли он предвидел кончину Николая Сергеевича Тургенева и даже едва ли знал о его существовании. Да и трудно было предполагать, что Иван Сергеевич так отреагирует на смерть брата, они были не то что в ссоре, но многие годы почти не встречались и не очень стремились к этому. Тургенев и сам удивился своему порыву, когда, получив в Париже горестное известие, он, презрев свой обычай не ездить зимой в Россию, в один день собрался и выехал в Москву, а оттуда без задержки в тульское имение брата.

По возвращении в Москву его ждал приятный surprise — общественность устроила ему восторженную встречу, какой он никогда не удостаивался в прошлом и на какую давно уже перестал надеяться. Самым удивительным было то, что в славословии объединились самые разные люди, без различия возраста, пола и направления мыслей, юные курсистки, молодые либеральные профессора, верноподданные консервативные чиновники, бородатые революционеры и столь же бородатые славянофилы. Вот и знакомая нам Вера Павловна, нигилистка со стажем и потенциальная террористка, пребывала в первых рядах встречающих, немало досадуя на себя за упущенный полгода назад случай.

В пылу восхвалений как-то забылось, что началось все со статьи Каткова, посвященной шестидесятилетнему юбилею Тургенева, где тот превозносился как величайший певец русской природы и любви, русских женщин и «дворянского гнезда». Либеральная общественность усмотрела в этой статье попытку выхолостить творчество и деятельность писателя и откликнулась шквалом статей о «нашем Тургеневе». Чрезвычайно польщенный и в то же время немного смущенный таким приемом Иван Сергеевич даже пошутил: «Такое единение бывает только на похоронах, а еще вернее — на кладбище».

Торжества растянулись на несколько дней, их апофеозом стало публичное собрание Московского общества любителей русской словесности, которое избрало Тургенева своим почетным членом. Собрание было назначено в Московском университете, в самой большой — физической аудитории, которая задолго до назначенного времени была вся, включая проходы и хоры, забита любителями словесности и просто студентами. Тургенев тоже прибыл загодя и коротал время до собрания за беседой с председателем общества Сергеем Юрьевым и профессором Михаилом Ковалевским. Неожиданно в кабинет вошли ректор университета Николай Саввич Тихонравов, нестарый еще мужчина, недавно избранный на этот высокий пост и посему не успевший нажить седых волос в угольно-черной шевелюре и густой бороде, и Иван Егорович Забелин.

— Коллеги, покорно прошу извинить меня, но я вынужден похитить у вас на время нашего дорогого Ивана Сергеевича, — сказал взволнованный чем-то Тихонравов и обратился к Тургеневу: — Иван Сергеевич, с вами хочет встретиться одна дама.

Заныл большой палец на левой ноге, верный барометр всяческих неприятностей. Почему-то вспомнилось другое неожиданное приглашение, сделанное прошедшим летом и тоже от имени дамы.

— Возможно, вы уже встречались с ней прошлым летом.

Тургенев не сразу сообразил, что это не отголосок его мыслей, а слова, произнесенные вслух Забелиным. Впрочем, вид положительного Забелина нисколько не успокоил Тургенева, но отказаться было неудобно, и он покорно пошел за ректором.

Дама была относительно молода, лет тридцати пяти, несколько лет надбавляло ей строгое, даже немного надменное выражение лица и отсутствие maquillage[10], а также излишне роскошное, старомодное, какое-то несуразное и неуместное одеяние — платье напоминало екатерининский роброн и своими пышными складками заполняло сиденье кушетки, плечи и грудь закрывала горностаевая мантилья, голова была покрыта отвергнутой высшим светом шалью, сквозь кружева которой просвечивали бриллиантовая диадема и тяжелые золотые серьги.

— Ваша светлость, позвольте представить вам Ивана Сергеевича Тургенева, великого русского писателя, — сказал с почтительным поклоном Забелин и, распрямившись, тожественно возвестил: — Великая княгиня Наталья Алексеевна Шибанская!

«Великая» вырвалось непроизвольно, как бы в противовес «великому» писателю. Дама протянула руку, Тургенев, склонившись, припал к ней. Рука была, опять же против обычая, без перчатки, сверх меры увешанная кольцами с разными драгоценными камнями, впрочем, рука была прекрасной формы, с длинными тонкими пальцами, не пухлой, но мягкой и гладкой.

— Польщен знакомством!

— И мы счастливы, в нашей семье вы любимый писатель, — голос княгини звучал искренне и без жеманства, когда Тургенев поднял голову, то увидел раскрывшееся, доброжелательное лицо, враз помолодевшее, — мой сын Василий, — взгляд княгини поплыл в сторону и вверх, по пути наполняясь любовью.

Рядом с княгиней, положив руку на спинку кушетки, в непринужденной, но отнюдь не развязной позе стоял долговязый коротко стриженый юноша в университетской тужурке. Нескладность фигуры и отсутствие даже намека на пушок над верхней губой выдавали его возраст, слишком юный для студенчества.

— Уже студент! — изумленно воскликнул Тургенев. — Никогда бы не предположил, глядя на вас, ваша светлость! И на каком факультете изволите обучаться, Василий Иванович? — спросил он, обращаясь к юноше.

— Слушаю курс юриспруденции и еще курс экономики, — ответил тот ломающимся голосом.

— Похвально! Намереваетесь в будущем служить?

— Служить?.. — юноша несколько оторопел. — Нет, служить не собираюсь. Для знаний.

— Еще более похвально! — воскликнул Тургенев и поспешил пояснить свою мысль. — Редкое для современных молодых умов стремление к знаниям, — и со вздохом, обращаясь к княгине, — вы счастливая мать! Я всегда мечтал о сыне, но у меня, увы, одни дочери.

— Зато, вероятно, это помогает вам глубже познавать тайны женского сердца, — с улыбкой сказала княгиня, — мы не смеем даже мечтать о дочери.

— Что так?

— В роду князей Шибанских рождаются только мальчики, последняя девочка была четыре поколения назад.

— Да-да, что-то припоминаю, она, если не ошибаюсь, вышла замуж за князя Долгорукого, — выстрелил наугад Тургенев и — попал.

— Князь Иван Дмитриевич тоже в Москве? — продолжил через некоторое время осторожные расспросы Тургенев.

— Князь в Петербурге, — ответила княгиня.

— Искренне жаль, но возможно, я застану его там, и мы продолжим нашу увлекательную беседу.

— Вы знакомы с князем? — в голосе княгини прозвучало едва заметное удивление.

— Имел счастье встретиться прошлым летом в имении графа Толстого.