сфере… По-вашему, он может быть связан с убийством?

— Видите ли, Абрахам, у семьи Киндли и семьи Скотт одни и те же ограничения в том, что касается убийств. Но… это вы уже знаете. Зачем обсуждать со мной Киндли, если вы его уже расспрашивали?

Я нахмурилась. Абрахам не ответил.

— Вы копаете не с той стороны «сферы». Нам и без того хватает веселья, ни к чему убивать сына сенатора, чтобы добавить перчика в приевшуюся рутину. А главное, нет никаких причин это делать.

— Вы, случайно, не знаете, был ли у кого-нибудь зуб на сына сенатора?

— Представления не имею.

— Понимаю…

Повисла пауза. Затем Эшер кашлянул.

— У вас остались вопросы?

— Что вы знаете об этом деле, мистер Скотт?

— Почти ничего. Так, долетали кое-какие слухи, — отозвался Эшер.

— Его обезглавленное тело было найдено в спальне.

Я вытаращила глаза и приложила руку ко рту.

— Ваша информация не представляет для меня интереса, детектив. Есть дела поважнее.

Повисла новая пауза.

— Полагаю, у вас тоже есть невольница…

Я задохнулась. О ком он говорит? О Хэзер или обо мне?

— Хэзер, верно?

— Именно, — подтвердил Эшер, и у меня отлегло.

— Может, ей что-то известно?

— Если бы она что-то знала, детектив, знал бы и я, — ровно ответил Эшер. — Не люблю повторяться, но я бы потерял больше, скрывая личность убийцы, чем выдав его.

В спальню влетел Тат. Он вскочил на кровать и устроился у меня на коленях. Пока я гладила его, снова раздался голос Абрахама.

— Где вы были в вечер убийства?

— Там, где мы сейчас, — отозвался хриплый голос Эшера. — И можете записать в своем блокноте, что мои пальцы… касались небес.

Я подавила изумленный вскрик.

— Что вы хотите сказать?

Эшер хмыкнул и устало ответил:

— Это метафора, Абрахам. Я не убивал его сына, у меня было занятие поинтереснее.

Детектив Абрахам молчал. Наверное, делал заметки. Что там можно записать, кроме того, что психопату нравится над ним глумиться и что Скотт оказался неприятным типом, в точности таким, каким его описывала молва.

— Ладно, больше вопросов нет. Я оставлю визитку на случай, если вы узнаете что-нибудь.

— Не премину позвонить, — сказал Эшер и распахнул дверь. — Мои люди проводят вас к машине.

— Спасибо.

Послышались шаги, входная дверь захлопнулась — знак, что детектив официально отбыл.

— Можешь спускаться! — прокричал Эшер из холла.

Я вышла из спальни. Подойдя к перилам, я встретила взгляд Эшера, и этот взгляд не отпускал меня, пока я спускалась по ступенькам.

— Ведь на самом деле ты знаешь, кто убийца? — спросила я.

Он чуть улыбнулся, пожал плечами и потянулся к зажигалке. Поднес ее к визитке, наверняка принадлежавшей детективу, и щелкнул кремнем.

— Почему ты ее сжигаешь? — удивилась я, подходя ближе.

— Не люблю, когда меня держат за мудака, — заявил он, сжимая карточку кончиками пальцев. — Он хотел сблефовать. Труп не лежал в спальне просто потому, что они его еще не нашли.

Я нахмурилась:

— Почему ты ему не сказал, если знал?

— А зачем? — спокойно ответил он, бросив обгоревшие остатки на пол. — И я не оказываю услуг членам правительства. Я им не шлюшка.

Закрыв глаза, он сделал глубокий вздох и взялся за телефон.

— Да, я… — сказал он, когда на другом конце ответили. — Он заходил… Те же вопросы… По-моему, сенатор думает, что его пацана прикончил кто-то из нас… Погоди, что?

Я навострила уши.

— Как это, и не он? Не знаю, Ной… Встретимся у меня дома… Отлично.

Он дал отбой и раздраженно фыркнул. Его лицо посерьезнело, и я сглотнула.

— Что происходит?

— В общем, мой ангел, я в том же положении, что и ты… Мне неизвестно, кто убийца.

22:00

Сидя рядом с Беном в конференц-зале на втором этаже, я слушала Ноя Киндли и Эшера. Они обсуждали единственную тему: убийство сына сенатора. Ной сказал, что они ошибались относительно личности убийцы и что он не понимает, почему в этой связи упоминается его имя и имя Эшера.

— Ни один из членов моей семьи никогда бы не убил, не сказав мне, — снова заговорил Ной, затягиваясь сигаретой.

— Роми что-нибудь знает?

Ной покачал головой и спросил:

— А Хэзер?

Эшер в свою очередь покачал головой.

— Кто-то хочет нас поиметь, Скотт. Я не знаю, кто убийца, но он хочет повесить на нас свое дерьмо, — заявил Ной и затушил сигарету в пепельнице. — Они даже тело не нашли.

Эшер молча размышлял, поставив локти на стол, скрестив пальцы у губ и не отводя глаз от окурка в пепельнице.

— Даже последний говнюк из сети не посмел бы убить сына сенатора или члена правительства, а даже если бы и посмел, то не смог бы убить его от имени Скоттов, — напомнил Бен, покуривая. — Никто не может убить от имени Скоттов без согласия Эшера.

Повисла новая пауза. В глазах всех троих читались недоумение и гнев. Никто не мог понять, почему сенатор заподозрил их.

— А теперь, когда наши имена официально всплыли в этом деле, — наконец сказал Эшер, — следует известить остальных…

Он повернулся к Бену, тот выпрямился.

— Организуй собрание всех ублюдков нашей семейки, которые имеют отношение к сети, через три дня на Манхэттене. Я не шучу, присутствовать должны все.

Бен кивнул и встал, за ним Ной, которому предстояло организовать собрание своей семьи. Эта семейная сходка на Манхэттене заранее меня пугала.

Когда мы остались одни, Эшер достал новую сигарету. Заплясал огонек зажигалки; Эшер вдохнул никотин и перевел взгляд на меня:

— В общем… наш короткий визит на Манхэттен несколько затянется.

У меня вырвался вздох. Не любила я семейство Скотт, они все эгоистичны и неприятны. Помолчав несколько долгих минут, я встала.

— Куда ты собралась?

— Мне нужно поспать.

И я отошла от стола под пристальным взглядом серых глаз Эшера. Он чуть улыбался.

— Что? — отважилась спросить я.

С насмешливым видом он выдохнул дым, и мое сердце замерло, когда он пробормотал:

— Я тут подумал… Тео в доме больше нет.

Глава тридцать первая Зависимость

Элла

Неприятная дрожь сотрясла все тело. Я застыла, услышав, как он приказным тоном добавил:

— Стой на месте.

Его стул скрипнул, и у меня свело внутренности. Боясь обернуться, я смотрела в стену. В комнате раздались его медленные тяжелые шаги, и в голове все смешалось.

Он подошел и прижался к моей спине. Сердце дрогнуло, когда он аккуратно откинул мне волосы с плеча, и кожа пошла мурашками, стоило ему прикоснуться к плечу поцелуем.

— Видишь ли, мой ангел, — прошелестел он, — ты забыла