Полковник резко встал, не дав договорить:

— Вот именно что «не очень», дорогой Всеволод Львович! Не о-чень! И пока вы «не очень», новейшая наука — я имею в виду генную инженерию, к которой лично вы в ваших работах продвигаетесь значительно резвее многих других ваших коллег, включая зарубежных, — как мощный инструмент очень скоро может оказаться в руках американской военщины. Или любой другой. Английской, например. Что, по сути, одно и то же. Главное, что — у них, а не у нас.

Он замолчал и уставился на Штерингаса, буравя его глазами. Сева помолчал, приводя в порядок мысли. И сообразил, что надо как-то реагировать. И спросил, пожав плечами:

— Так… и чем я могу помочь? В решении этой вашей… нашей… задачи?

— А всё просто, — раздумчиво произнёс полковник. — Мы бы хотели быть в курсе планов наших потенциальных противников. И если понадобится, успеть предпринять контрмеры. Во всех смыслах. — Он снова сел в кресло и вновь придал физиономии благодушный вид. — А теперь подумайте сами, Всеволод Львович, кто, если не вы и не другие патриоты, со всей возможной активностью включатся в наше главное общее дело — содействовать своими знаниями и возможностями нашей Родине, чтобы выстоять в борьбе против агрессии капиталистического окружения? Ну, прикиньте сами — кто? — Сева приоткрыл было рот, чтобы как-то невнятно отреагировать, но полковник снова опередил его: — Да вы не утруждайтесь, Всеволод Львович, не надо. Я и так за вас отвечу, я ведь прекрасно понимаю, что у вас на душе. Итак, отвечаю! Вы! Я! — Он ткнул пальцем в молодого сотрудника, Антона Николаевича. — Он! И ещё масса людей, граждан своей страны! Каждый на своём месте! Каждый! И тогда враг не пройдёт, верно? Не позволим! У него просто ничего в этом случае не получится, если все мы сумеем ему противостоять! — И, подводя итог словесной тираде, быстро задал финальный вопрос, не давая времени на размышления: — Так вы с нами, Всеволод Львович? Вы согласны помогать нам в работе? Вы хотите беспрепятственно ездить по миру и быть в курсе современной науки? Да или нет?

— Да, конечно, хочу, что за вопрос… — Сева постарался сыграть естественное удивление, но не был до конца уверен, что ему тут поверят просто так, слишком уж натасканными и выверенными показались ему все применённые к нему приёмы. И слишком ушлым и опытным чекистом оказался этот Владимир Леонидович, человек без фамилии. И тогда он продолжил отвечать, пытаясь едва заметно демонстрировать слабоволие. — Только я не в курсе, что мне нужно делать. Я, знаете, не очень по этой части, я больше с наукой связан, с предметными, конкретными исследованиями. А тут я, боюсь, смогу напутать что-нибудь. Допустить ошибку. Ну, в общем, не справиться…

— Ну, в этом рассчитывайте на нас. Поможем. Подскажем, когда время придёт. Тем более что на этот раз один в Хельсинки едете, без балласта в виде вашего шефа академика Спиркина. Вас будет сопровождать Антон Николаевич, — он кивнул на лейтенанта. — Так что, если что, обращайтесь, советуйтесь, — он по-доброму усмехнулся. — На этот период он будет вашим Спиркиным. Ну, а ближе к самой дате задачку сформулируем, тезисы, так сказать, нужные наметим. И вперёд! — Он встал, давая понять, что встреча завершена. — Я правильно понял, вперёд?

— Да-да, вперёд… — без особого энтузиазма в голосе подтвердил Сева и тоже встал. С этой точки через эркерное окно столовой был отличный вид на Кремль с его красной зубчатой стеной, башнями с рубиновыми пятиугольниками, миноретообразным золочёным куполом Большого Кремлёвского дворца и развевающимся над ним красным флагом, символизирующим окончательную победу партии чекистов над собственным народом.

Они пожали друг другу руки, и лейтенант проводил Штерингаса до дверей. На выходе вручил бумажку с номером телефона:

— Если что, всегда звоните. А ближе к командировке я с вами свяжусь. Всего хорошего.

После встречи, несмотря на вечернее время, поехал в институт, потому что знал, что Боб ещё на работе. Они частенько задерживались в лаборатории после того, как все сотрудники уходили. Так было проще обмозговывать любую проблему. Да и в университетской общаге, где жил Боб, его никто не ждал, летом здесь останавливались лишь немногочисленные аспиранты. А Ницца, пока были каникулы, обреталась в Жиже, в доме отца. Сева зашёл в лабораторию и кивнул Хоффману, приложив палец к губам. Тот понял и вопросительно посмотрел на друга. Сева кивнул, мол, собирайся и пошли отсюда. Сам спустился вниз и дождался, пока Боб присоединится к нему. Они поехали на Чистые пруды, к нему, где Боб остался ночевать. Вечером Сева всё ему рассказал. В подробностях. И спросил, что он обо всём этом думает.

— А ты знаешь, что живёшь в фашистской стране? — вместо ответа спросил Боб.

— Знаю. Всегда это знал. С того момента, как они убили папу, — честно признался Сева.

— Тогда ты не можешь не знать, что тебе как можно скорее нужно отсюда валить. В Англию. Ты почти гений, и любой научный институт будет рад принять тебя в свой штат. Гении на дороге не валяются и всем очень даже нужны. Но Англия лучше всего. Тебя знает Шилклопер, у тебя родня оттуда. Бери Ниццу и вали. Я тебе помогу. Но сначала — ты один, из Хельсинки, с конгресса. А потом Ницца, следом. Её чекисты ваши не закроют, она ведь тебе не жена. Зато у неё приёмная мать англичанка. И отец заслуженный человек, с Гитлером воевал, награды имеет. Сумеет выехать, рано или поздно.

— А как ты поможешь? — медленно выговорил Сева, обдумывая слова Хоффмана. — Что ты имеешь в виду? Там же будет со мной лейтенант этот, из ГБ. Антон Николаевич.

— Ближе к делу всё решим, — по-деловому распорядился Боб, — дай мне время, я должен об этом подумать. Главное, это твой шанс. Что будет потом, никто не знает. — Он покачал головой, мысленно прикидывая варианты. — Крепко они за тебя взялись. Наверное, делают серьёзную ставку. И знаешь, мне кажется, они ещё не всё тебе сказали. Наверное, втягивать будут постепенно, так, чтобы обратного пути не оставить. Как говорится, вход — доллар, выход — два.

— Откуда ты всё это знаешь? — удивленно спросил Сева. — Ты что, сталкивался с ребятками из «Глубокого Бурения»? Или романов шпионских начитался?

— Для этого, мой друг, не обязательно с кем-то сталкиваться, достаточно просто иметь здравый смысл и одновременно не быть гением, как ты. Тогда всё становится зримей и доступней для понимания.

— Не уверен… — пробормотал Сева. — И ещё, знаешь… Без Ниццы, боюсь, я никуда срываться не готов. А если и срываться, то не потому, что они меня запугали. А просто потому, что сейчас мой КПД, как я недавно сам для себя определил, составляет процентов сорок. А там, на Западе, как я тоже чувствую, смогу догнать его до семидесяти — семидесяти пяти. Тридцать пять процентов разницы… Есть ради чего рисковать. Для меня это в общей сложности с десяток лет работы. А вообще, — он улыбнулся, — должен тебе сказать, что дураков и сволочей у нас в стране не так уж и много. Просто они настолько грамотно расставлены, что сталкиваешься с ними на каждом шагу.

— Ну ты оптимист, — удовлетворённо хохотнул Боб, — но сказано неплохо! — и хмыкнул. — Вот видишь! Сам же всё и подсчитал. И сам сделал вывод. Я же говорю — гений чёртов, все вы такие!