— Нет. — Качнул головой. — Это я облажался. Ты не виноват. — Посмотрел на Женю, который напряженно жевал губу, слушая нас. — Я попробую все объяснить. — Шумно вздохнул и перевел взгляд на Дениса. — Не стоило тебе пить, Дэн. Говорят, что даже один бокал пива уничтожает несколько тысяч нейронов без возможности восстановления.

— Я, — замялся Денис, почесывая затылок. — Так я ж… я…

— Идем. — Позвал Женю.

И мы направились в сторону медпункта.

— Блин, Гай! — Позвал Дэн и с досады выругался.

Но я даже не обернулся.

— Я не прошу, чтобы ты понял меня. Я и сам не могу понять, почему был таким отморозком. — Добавил, рассказав Жене все, как было. — Просто, наверное, все закономерно. Так мне и надо.

— Ты прав. — Хрипло ответил Женя. — Мне трудно понять тебя.

Я постучал в медкабинет, помог парню войти, закрыл за ним дверь и побрел по коридору прочь. Музыка, доносившаяся из актового зала, продолжала разносить вибрации по стенам. Навстречу попадались веселые парочки и целые компании студентов, а я шел и не ощущал ничего, кроме оглушительного одиночества, придавившего меня к земле.

— Где же твоя Страшила? — Прозвенело справа.

Остановился, повернулся на источник звука.

Лида сидела на подоконнике, сложив ногу на ногу, и сверлила меня ненавидящим взглядом.

— Привет. Ну, как? Довольна собой? — Попытался улыбнуться я. Подошел к ней и спрятал руки в карманы брюк. — Быстро ты сориентировалась, Лид. Молодец. Разрулила все, как надо. Надеюсь, тебе полегчало?

Лида не сводила глаз с синяка, наливающегося с левой стороны моего лица.

— Видела, как она убегала. — Ответила сухо. — Не могу сказать, что мне понравилось. Но определенное удовлетворение я испытала. Надеюсь, тебе теперь также погано, как мне.

— Да, спасибо. — Усмехнулся я. Помолчал пару секунд, разглядывая таящиеся в ее глазах злость и сожаление, а затем произнес: — Ты была права.

— В чем? — Ее брови взметнулись вверх.

Я пожал плечами.

— Во всем. Ты все сделала правильно. Это был хороший урок. Полезный.

Она соскочила с подоконника и приблизилась ко мне. Вонзила пальцы в мои плечи, прижалась носом к шее и жадно потянула ноздрями воздух.

— Ты все понял, да? Понял? Правильно. Зачем тебе эта замарашка? Она же тебе не подходит. Она вообще никакая. И они все. Все эти курицы тоже. Совершенно не смотрятся рядом с тобой. — Уцепилась за рубашку и потянула на себя. Заговорила лихорадочно и быстро: — Теперь можно про все это забыть. Что за споры? Глупости, ерунда. Я все забуду, все прощу. Только скажи, что все по-старому, что ты все еще что-то чувствуешь ко мне, Гай.

— Не зови меня так. — Ответил холодно. — Пожалуйста. Не надо.

И Лида отпрянула. Раскосые глаза сверкнули злостью.

— Значит, так, да? — Губы девушки задрожали. — И зачем она тебе?

— Люблю. — Выдохнул.

Ее лицо озарилось искренним непониманием:

— Она же стремная!

Я отошел на шаг назад и облизнул пересохшие губы.

— Сама ты стремная. — Вдохнул, выдохнул. — Дура ты, Лидка. Ничего не понимаешь. Ни в жизни, ни в женской красоте.

— Ты пожалеешь. — Проглотив всхлип, вдруг пискнула она. — Она тебе надоест, опять прибежишь. Вот увидишь!

— Не прибегу.

Развернулся и поплелся прочь.

— Прибежишь! — Отчаянно.

— Будь счастлива, Лида.

— Ненавижу тебя! — Стук каблучков послышался за спиной.

Девушка упрямо шла за мной.

— Прости за все. — Добавил.

— Она знает! Знает про спор! — Захлебываясь слезами закричала Лида. Это заставило меня остановиться. — Страшила твоя все знала про спор! Так тебе и надо! Пусть думает, что ты ее на тачку променял. Потому что так и есть! Ты… ты… Пусть все знают, какой ты козел! Я этого так не оставлю! Да чтоб ты… чтобы ты…

Я не стал оборачиваться.

И дослушивать тоже.

Просто ушел. Без куртки. Пешком. Ничего не чувствуя и не понимая, кто я, и как мне жить дальше. Честно, не помню, как добрался до дома. Помню, как вошел, поднялся к себе и упал на кровать лицом вниз. Лежал. Молча, не дыша и не в силах даже двинуться.

Не хотел ничего. Умирал. И только чьи-то горячие руки гладили мои спину — судорожно, нервно. Не давая душе покинуть тело. Они были той ниточкой, которая удерживала меня в этот момент на этом свете. Они боролись за меня. Это были Ленкины руки.

Она что-то говорила, звала меня, шептала. А я не слышал. Проваливался в какую-то огромную черную дыру, не желая возвращаться назад. В темную пропасть, в которую затягивала меня моя же совесть. «Господи, как можно было все это время быть такой тварью? Как ты позволил мне сотворить такое? Как теперь с этим жить?»

Настя

— Снимите, снимите это с меня! — Попросила, осознав, что меня колотило уже так сильно, что руки не слушались.

А ведь всю дорогу до общаги сдерживалась, не позволяя себе проронить ни единой слезинки.

— Подожди, надо осторожно. — Подскочила Марина. — Чтобы можно было сдать обратно в магазин. — Она аккуратно потянула вниз молнию на платье.

— Какой магазин? — Не выдержала Оля. — Ты что, издеваешься? У человека такое, а ты со своими платьями.

— Да за тебя же беспокоюсь!

— К черту все, смотри, у нее уже истерика. — Испуганно прошептала Еремеева и потянула вниз рукава.

Я не понимала, что со мной происходит. Мне казалось, что если срочно содрать с себя этот проклятый наряд, то непременно освобожусь от боли.

— Снимай. Нет, не тяни. Да. Сюда. — Они кружили вокруг меня, потея.

А меня колотило от холода, хотя кожа горела так, будто ее облили кислотой. Терпеть становилось все труднее. Казалось, я задыхаюсь.

— Всё! Всё! Готово! — Опустив платье к моим ногам, воскликнула Оля. — Дыши, Насть. Ну, ты чего?

— Может, водички? — Марина подала стакан.

Но пальцы дрожали так, что я не смогла его удержать. Стакан упал, окатив мои ступни и пол под ногами водой.

— Все хорошо. Не разбился. — Пробормотал кто-то из девочек.

— Может, в душ?

Я закивала.

Они помогли мне натянуть халат и проводили до душевой.

Встав под струи воды и закрыв глаза, я разрыдалась. Перед глазами мелькали яблони с молодыми, светло-зелеными, только распустившимися листьями, и солнечный свет, пробивающийся сквозь них и рисующий узоры на моей коже. Пахло землей, весной, пробуждением, а над головой звонко чирикали птички.