это действительно неплохое. – Беру бутылку и изучаю этикетку, хотя знаю ее наизусть.

– Да, его делают почти в тех же условиях, что и шампанское, – говорит она.

– Да. Я знаю, – улыбаюсь я.

– А вы разбираетесь в английских винах! – Она хлопает в ладоши от восторга. Ей, наверное, около пятидесяти, прикидываю я. Она одета в свободную длинную юбку, которая скользит по полу при движении.

– Немного, – отвечаю я. – Я работала сомелье.

– Да? – Она сразу оживилась. – Я выросла в окружении виноградников. У моих тети и дяди даже есть petite maison (маленький домик) на Луаре.

– Наверное, было здорово расти там, – говорю я, беря в руки другую бутылку, на которой карандашом нарисованы ряды виноградных лоз вдоль глубокой долины.

– Что ж, мне очень повезло, но, конечно, я не ценила этого, когда мне было семнадцать. Хотела уехать поскорее.

Я киваю, проводя большим пальцем по ряду виноградных лоз:

– Никто не хочет жить дома в семнадцать лет. Особенно если живешь в Плимуте.

Она хихикает и протягивает руку:

– Хотите продегустировать?

– Хотела, – говорю я. – Но сейчас подумала, что лучше сохранять ясную голову.

– Позвольте хотя бы предложить вам попробовать это «Розе»? – говорит она, подходит к холодильнику и берет бутылку с нижней полки. Наливает щедрую порцию, я хмурюсь, а потом мы улыбаемся друг другу.

– Спасибо, – отвечаю я, думая о ее семейном винограднике и задаваясь вопросом, каково это: иметь дом, в который не терпится вернуться. – Могу я спросить вас кое о чем? – задаю вопрос я, поднимая на нее глаза.

– Конечно.

– Как вы поняли, что хотите открыть этот винный магазин?

– Ну, вино у меня в крови, как вы уже знаете, и я думаю, что сколько бы ни проходило времени, вы никогда не потеряете любовь к тому месту, откуда вы родом. Это ваша суть.

– Хм, – я пробую напиток, – но что, если у вас нет этих корней? Что, если вы часто переезжали? Или у вас были дерьмовые родители. Знаете, не все хотят оставаться там, где они родились. Многие люди хотят улучшить свою жизнь, верно?

– Скажите мне, что любите, – просит она.

– Я люблю… – Я провожу пальцами по почти пустому бокалу «Розе». – Я люблю чувствовать свою принадлежность. Только что, блин, это вообще значит?

– К мужчине?

– Нет. Нет. – Я качаю головой.

– К семье?

– Да, наверное, если только речь не о моей родной семье.

– Возможно, вам нужно найти место, где вы могли бы пустить корни в землю? Немного воды, немного солнечного света, немного времени и пространства? Как виноградная лоза? Даже у идеального винограда нет шансов, если не уделить время выращиванию, уходу и любви.

– Сомневаюсь, – говорю я, чувствуя, как кружится голова, и внезапно мне хочется уйти. Я допиваю остаток бокала.

– Почему? – Она тоже делая глоток «Розе».

Мои мысли возвращаются к озеру, к темным облакам над головой, к ветру, свистящему над серой водой. Я иду обратно через лес, вдоль реки. Прохожу мимо маленькой конюшни, где Бретт чистит лошадей, и направляюсь к коттеджам. Билл и Джеймс готовят кофе на кухне. Я поднимаюсь по выложенной галькой дорожке к главному дому и вижу Ирен, стоящую в дверях, одетую во что-то яркое и роскошное. Внутри Рокси ходит туда-сюда по ресторану, а на кухне Анис стоит у стойки и отдает распоряжения двум поварам-новичкам. И тут я думаю о Хизер, и вижу ее там. Как она стоит в дверях и чуть улыбается с бутылкой вина в одной руке и двумя бокалами в другой.

– Эй? Вы тут?

– О, простите, я была в своем собственном маленьком мирке, – говорю я, повторяя эти слова про себя. Мой собственный маленький мирок. Я хочу поговорить с Хизер. – Кто-то однажды спросил меня: если бы я могла делать все что угодно, что бы это было? – продолжаю я, – и я всегда отвечала: нихрена, но чтобы платили.

– А сейчас?

– Ну… – я произношу эти слова у себя в голове – слова, за которые я бы распяла Хизер, которые я посчитала бы противоречащими моим феминистским идеалам, которые я раньше считала слабостью. – Я хочу принадлежать кому-то. Быть любимой.

Она с приподнятыми бровями и легким кивком головы одаривает меня знающей улыбкой. Несколько месяцев назад я бы сочла ее снисходительной. Но сейчас в ней чувствуется тепло и одобрение. Как будто я наконец-то ответила правильно.

– Спасибо, что выслушали, – говорю я, понимая, что эта бедная женщина всего лишь хотела продать бутылку вина, а не провести сеанс психотерапии самой проблемной женщине в Лондоне.

– Вы уверены, что хотите уйти? – спрашивает она, протягивая вино, чтобы предложить еще.

– Мне нужно позвонить, – объясняю я.

Я импульсивно обнимаю женщину, имени которой не знаю, и выхожу из магазина в подпитии. Нахожу скамейку у вокзала и снова пытаюсь дозвониться до Хизер. И снова она не берет трубку.

Я захожу в станцию метро «Энджел», не совсем понимая, куда мне деваться дальше, но как только я ступаю на спускающийся эскалатор, звонит телефон, и это Хизер. Я поворачиваюсь и начинаю бежать обратно вверх по эскалатору, нащупывая кнопку «принять вызов».

– Хизер! – говорю я, отбиваясь от входящих пассажиров своей огромной сумкой. – Извините! Извините меня, – говорю я, полностью сосредоточившись на том, чтобы подняться по лестнице.

– Что ты делаешь? – спрашивает Хизер.

– Пытаюсь подняться по эскалатору! Чертова станция «Энджел»! Длинный гребаный эскалатор![32] – кричу я, наконец добираясь до верха и чуть не спотыкаясь. Я бросаюсь к подоконнику у турникетов и бросаю свою сумку на землю. – Я выбралась. Я здесь. Слушаю тебя, – говорю я, задыхаясь.

– Привет, Птичка, – говорит она мягким, чтобы не сказать дружелюбным, тоном. – Я рада, что ты позвонила. Пришло время поговорить. Куда ты едешь?

– Я собиралась… Бог знает куда. Домой, наверное.

– В Плимут?

– Да. Может быть.

– Я возвращаюсь в Лондон сегодня днем и подумала, что мы могли бы встретиться и поговорить.

– Ты уехала из «Лох-Дорна»?

– Я все объясню, когда приеду. Не хочу вдаваться в это сейчас.

– Все в порядке? О, Хизер, ты когда-нибудь простишь меня?

– Прошло всего три дня.

– Хорошо, – тихо произношу я, чувствуя слабую надежду. – Увидимся у тебя дома. Во сколько?

– Ты сможешь приехать завтра около полудня?

– Да. Конечно.

– Верни мою щетку для волос, – отрезала она. – И больше не ври.

– Не буду, – тихо обещаю я. Я хочу спросить об Ирен и Джеймсе, о Рокси и Билле, но боюсь. Все мое внимание сейчас должно быть сосредоточено на Хизер и на смягчении ущерба, который я нанесла.

Она отключается, и впервые за неделю я чувствую себя немного легче. Я опускаю взгляд на свою сумку,