Она поднимается, пока я полностью не выскальзываю, а затем снова опускается.

— Мы не могли бы сделать это на кухонном столе.

Я стону.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты не будешь больше готовить.

Ханна смеется и качает головой, покачивая бедрами. Мои руки блуждают по каждому дюйму ее кожи, до которого я могу дотянуться, отпуская ее бедра и обводя ее ребра, пока я не достигаю ее подпрыгивающих грудей. Мой рот обхватывает один сосок, посасывая и покусывая. Она стонет, ее внутренние мышцы трепещут вокруг меня. Она такая влажная, что я слышу это. Чувствую это.

Мои пальцы скользят между нашими телами, находят ее клитор и потирают его. Ее стенки сжимаются вокруг меня в объятиях настолько крепких, что это почти причиняет боль. И она поднимает голову и целует меня, чего я не ожидаю. Сплетение наших языков такое же грязное, как и сплетение наших тел, неорганизованная мешанина губ и ртов. Покусываю, посасываю и пробую на вкус, пока я трахаю ее во время оргазма. И затем я нахожу свое собственное освобождение, непривычное чувство высвобождения внутри нее, отталкивающее его все дольше и дольше. Плотски, первобытно и собственнически.

Мой рот перемещается с ее губ на шею, покусывая кожу. Зная, что я, вероятно, оставляю следы, и совершенно не заботясь об этом.

Собственничество — не мой конек.

Мне всегда казалось, что это черта неуверенных в себе мужчин. Но согласно документу, поданному в какой-то офис в Неваде, Ханна Гарнер моя.

И я доволен этим фактом.

Горжусь этим.

Собственник по отношения к ней.

Ханна двигается первой, слезая с меня и перекатываясь на кровать рядом со мной. Ее дыхание все еще учащенное, но глаза затуманены удовлетворением. Она выдыхает, проводя рукой по волосам.

— Мне нужно в душ.

Я наклоняюсь и целую ее в лоб, эта нежность так же естественна, как страсть с ней.

— Я приготовлю ужин.

— Ты имеешь в виду закажешь еду на вынос?

— У тебя есть другой вариант?

— Ну, да. Но это займет некоторое время, чтобы приготовить, так что…

— Просто скажи мне, что делать в первую очередь.

— Курицу нужно обжарить. Я уже нарезала овощи. Они в холодильнике.

— Хорошо. — Я скатываюсь с кровати, натягивая джоггеры.

Ханна тоже встает, и я мельком замечаю белую жидкость, стекающую по внутренней стороне ее бедра, прежде чем она исчезает в ванной. Тот же самый всплеск гордости возвращается.

Сразу же последовал ужас.

Если я люблю ее, я должен отпустить ее.

Закончив ужин, мы вышли во внутренний дворик, который оказался лучше, чем мы ожидали. Планка была низкой, после обугленной сковороды.

За последние несколько вечеров это стало нашей ежедневной традицией — сидеть на диване и смотреть в небо. Обычно мы сворачиваемся калачиком под одеялом. Сегодня вечером немного теплее. В воздухе чувствуется намек на весну.

Я делаю глоток виски, глядя на горизонт, смакуя обжигающий вкус, когда он стекает по моему горлу.

Я мультимиллиардер. Я мог бы поехать куда угодно. Купить все. Испытать что угодно. И нет другого места, где я предпочел бы быть прямо сейчас, кроме моей квартиры.

— Хочешь? — Я протягиваю стакан Ханне.

— Виски? — Ханна корчит гримасу, но все равно берет его.

— Я могу предложить тебе что-нибудь еще. Может быть, мартини?

Тихий смешок — это ее ответ на мое упоминание о ночи, когда мы встретились. Она возвращает мне стакан и опускает голову мне на грудь.

— Ты думаешь, это была моя идея?

Мне не нужно спрашивать, что она имеет в виду.

— Могла быть и моей.

Глядя на Ханну, нетрудно догадаться: точно моя идея.

— Могу я спросить тебя кое о чем?

— Всегда.

— То, что было с твоей мачехой. Это было просто… физическое влечение? Она была сексуальной?

Я потираю стакан большим пальцем. Ханна никогда не спрашивала о Кэндис, с той ночи, когда я рассказала ей, что это случилось. Я не знаю, почему она спрашивает сейчас, и это была бы не первая выбранная мной тема.

— Она была… рядом. Крю был сосредоточен на своей женитьбе на Скарлетт. Мне показалось, что мой отец практически забыл обо мне, как только Крю закончил бизнес-школу. Конечно, в этом была некоторая горечь. Но в основном я знал, что никто не ожидал от меня ничего подобного. Крю фотографировали, выходящей из клубов с моделями, и все похлопывали его по спине на работе на следующий день. Если бы я опоздал на встречу на две минуты, все бы спросили, не было ли пробок.

— Ты хотел быть кем-то другим.

— Да. — Я выдыхаю. — Не то чтобы я хотел быть Крю. Мы разные. Всегда были. Он счастлив быть в центре внимания; я ненавижу это. Он от природы обаятелен; я изучаю интересы каждого инвестора или клиента, с которым работаю, так что нам есть о чем поговорить. Он был терпелив со Скарлетт; я бы просто проигнорировала ее.

— А с Кэндис ты чувствовал себя по-другому?

— Я чувствовал себя дерьмово. В первый раз я был так пьян, что едва мог возбудиться. И после этого я так и не кончил, что разозлило ее. Она восприняла это как какой-то извращенный вызов… — Я качаю головой. — Это было нездорово.

— Тогда почему ты продолжал заниматься с ней сексом?

— Она шантажировала меня.

Я чувствую на себе взгляд Ханны, но не смотрю на нее. Я никогда никому этого раньше не рассказывал.

— В первый раз я зашел к отцу домой, чтобы отдать кое-какие документы. Его не было дома. Он сказал Кэндис, что улетел в офис в Майами. У нас нет офиса в Майами. Для любого из нас было нетрудно понять, почему он солгал.

Я делаю глоток виски, глядя на горизонт.

— Она умоляла меня остаться с ней. Сказала, что ей одиноко и она в депрессии и ненавидит оставаться одной в