другой. Я стону ее имя. Ее губы смыкаются вокруг остроконечной головки моего члена, втягивая меня обратно в свой рот горячим движением, от которого кровь стучит у меня в ушах.

— Черт, Ханна, — стону я, двигая бедрами быстрее.

Моя рука сжимается в ее волосах, и она стонет, вибрация покалывает вдоль моего члена. Смешиваясь с неряшливыми, грязными звуками, с которыми я трахаю ее рот. Жар пробегает по моему позвоночнику, и я знаю, что вот-вот взорвусь.

— Я не могу… я не… — Я дергаю ее за волосы, пытаясь предупредить ее.

Вместо того, чтобы отодвинуться, она впивается ногтями в мою задницу. Я рычу, когда мощное высвобождение обрушивается на меня, заполняя ее рот. Это продолжается и продолжается в дымке удовольствия, когда я прислоняюсь спиной к стене, позволяя ей поддерживать мой вес.

Ханна снова сглатывает, прежде чем отстраниться. Немного моей спермы вытекает у нее изо рта, стекая по подбородку. Это самое эротичное зрелище, которое я когда-либо видел. Она моя жена, и наконец-то я чувствую, что отметил ее.

Мой член подергивается, удовлетворение быстро улетучивается. С ней все так. С ней всегда так.

Я не могу насытиться.

И не только физически. Есть еще и эмоциональная привязанность. Я не могу не думать о том, насколько я был уверен в ответе на вопрос Куинн.

Ханна встает и вытирает лицо, пропуская струйку спермы. Я хватаю ее за талию и притягиваю к себе, нежно вытирая пятно большим пальцем.

Мы оба тяжело дышим.

Я слишком много хочу сказать, и я ничего не могу придумать, как правильно сформулировать. Поэтому я целую ее, понимая, что на вкус она такая же, как я, пытаясь передать все эмоции, беззвучно проносящиеся внутри меня.

Она просто сделала это, чтобы доставить мне удовольствие, и это заставляет меня чувствовать себя неполноценным. Недостойным.

Я привык к людям, пытающимся снискать мое расположение. Но они всегда хотят чего-то взамен.

Ханна ни о чем не просит.

Я хочу отдать ей все.

— Я всегда надевал презерватив, Ханна, — говорю я, как только наши губы разъединяются.

Удовлетворение исчезает с ее лица, сменяясь со страстного на серьезное.

— Это прекрасно. Разве не осталось еще…

— Я хочу. Если ты уверена.

Она подходит ближе, окружая меня ароматом грейпфрута.

— Я уверена.

Я задираю подол ее платья, прокладывая дорожку по внутренней стороне бедра к влажному теплу между ног.

С нее капает.

Я дразню ее с минуту, прежде чем опускаю руку и обхватываю свой твердеющий член, используя ее возбуждение в качестве смазки. Ее взгляд сосредоточен на моей руке, наблюдая, как я поглаживаю себя. Я замедляю свои движения, мучая себя вместе с ней.

Ханна хмурится, глядя на мою пульсирующую эрекцию.

— Ты уверен, что ты достаточно тверд? Я не уверена, что…

Я разворачиваю ее и шлепаю по заднице.

— Ложись на кровать.

Ханна смеется, но слушается, стягивает платье через голову и выходит из ванной. К тому времени, как я снимаю с себя одежду и присоединяюсь к ней, она растягивается на одеяле.

Я ставлю её на четвереньки передо мной, затем выстраиваю свой член в линию и толкаюсь в нее, слишком нетерпеливый, чтобы дразнить.

Это всегда было моей любимой позой. Мне нравится контролировать, насколько глубоко и быстро женщина берет меня, и мне также нравится, что я не могу видеть ее лица. Легче сосредоточиться на физическом удовлетворении, в котором обычно заключается весь смысл занятия сексом.

И я точно знаю, почему я выбрал ее сейчас.

Потому что это ужасно — идти на этот шаг с Ханной, и это не имеет ничего общего с риском беременности или передачи болезней. Она сказала мне, что я могу доверять ей, и вот я делаю это. Но я также делаю это, потому что люблю ее, и я не уверен, что у нас будут какие-либо отношения после воскресенья.

Но это не так приятно, когда смотришь на плавные линии спины Ханны и ее светлые волосы.

Я хочу наблюдать за ее реакцией, видеть ее отклик на мои прикосновения.

Поэтому я выхожу из нее и ложусь на кровать рядом с ней.

— Оседлай меня.

Лицо Ханны поворачивается так, что она смотрит на меня. Ее рука опускается на мою грудь, проводит вниз по выпуклостям моего живота и играет с линией волос, которая ведет вниз к моему члену. Но она не опускается так далеко. Я стону, уже скучая по тому, чтобы быть внутри нее.

— Попроси меня вежливо.

Я ухмыляюсь.

— Ты хочешь, чтобы я умолял?

— А ты бы стал?

— Я сделаю любую гребаную вещь в мире, если это будет означать, что я смогу смотреть, как ты берешь мой член и играешь со своими сиськами.

Ханна закатывает глаза, но ее голубые глаза были полны нежности. И она двигается, переползая через меня, так что ее тело нависает надо мной.

Я не могу придумать лучшего вида.

— Ты устал? — Она дразнит меня, жар ее киски парит чуть выше кончика. Касается моего члена, а затем отстраняется, прежде чем я могу войти в нее. Я хватаю ее за бедра, чтобы прижаться к ней. Она достаточно скользкая, я легко проскальзываю внутрь, но я чувствую, как она растягивается вокруг меня, приспосабливаясь к внезапному вторжению. Смотрю, как она расправляется.

Дыхание Ханны становится тяжелым, когда наша кожа соприкасается. Ее светлые волосы в диком беспорядке, конский хвост полностью распущен. Каркас кровати ударяется о стену. Если бы у меня были соседи, они могли бы услышать, как сильно она скачет на меня.

— Оливер… — Ханна произносит мое имя так, как я никогда не слышал его раньше, грубый, отчаянный звук, который поглощает меня. Она горячая, влажная, тугая и совершенная, и я хочу, чтобы это длилось вечно.

Моя хватка на ее бедрах усиливается, когда я прижимаюсь своим тазом к ее. Мы потные, грязные и отчаянные, мчимся к вершине вместе. Все мое тело напрягается, отказываясь испытывать