Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Постыдным считалось также причинять зло детям и женщинам. Как мы видели выше, женщины располагали довольно серьезными рычагами влияния внутри семей и родов, однако же от насилия в рамках распри они были защищены тем, что не имели права участвовать в судах и политической жизни. Сделка «политические права в обмен на неприкосновенность», насколько можно судить, в самом деле обеспечила женщинам безопасность — из источников известны единичные случаи, когда мужчины намеренно калечили или убивали женщин.[360] Аналогичным образом правила исландской распри запрещали трогать беззащитных детей, и соблюдались они даже тогда, когда оставленные в живых мальчики по закону получали право на кровную месть[361] (каковое порой и реализовывали, запуская новый виток распри[362]).
Исландское общество имело много особенностей, характерных для так называемых «обществ стыда», в которых негативное общественное мнение играло весьма значительную роль. Достойное поведение четко отличалось от поведения, уничтожавшего человека как личность. В «большой деревне», какой была Исландия, все всё про всех знали (или же думали, что знают). Приведенный в главе первой настоящей книги пример спора между Хрутом и Мёрдом Скрипицей весьма характерен как иллюстрация норм поведения. Поступок Хрута — вызов старика Мёрда на поединок, — несмотря на всю свою легальность, был недостойным и осознается как таковой даже нами, почти тысячу лет спустя. Хрут не заработал славы своими действиями, вовсе наоборот. Вот что происходит с ним по пути домой с альтинга (глава 8 «Саги о Ньяле»):
Братья Хёскульд и Хрут поехали на запад[363], в долину Дымов, и заехали погостить на хутор Роща. Там жил Тьостольв, сын Бьёрна Золотоноши. Весь день шел сильный дождь, и люди промокли, и были разведены большие костры. Хозяин хутора Тьостольв сидел с Хёскульдом и Хрутом, а на полу играли два мальчика, которые жили у Тьостольва на иждивении, а рядом с ними играла одна девочка. Мальчики ни на миг не закрывали рта, потому что были еще несмышленыши. Один из них сказал:
— Я буду Мёрд, и вызову тебя на суд, и разведу с женой, а причиной объявлю то, что ты не мог ей вдуть, как полагается.
Другой отвечал:
— Ну а я тогда буду Хрут и объявлю, что ты не получишь ни эйрира из приданого, если не посмеешь сразиться со мной.
Они повторили это несколько раз, и все, кто был дома, громко хохотали. Хёскульд пришел в ярость и стегнул мальчика, который назвался Мёрдом, лозой, и попал по лицу, так что выступила кровь. Хёскульд сказал мальчику:
— Пшел вон и не смей насмехаться над нами.
Хрут сказал:
— Подойди-ка сюда ко мне.
Мальчуган так и сделал. Хрут снял с пальца золотое кольцо, дал ему и сказал:
— Теперь иди прочь и больше никогда никого не задирай.
Мальчик пошел прочь и сказал:
— Никогда больше я не задену твоей чести.
Об этом поступке Хрута пошла добрая слава. А потом они поехали к себе домой на запад, и на этом их дело с Мёрдом закончилось.
Дети гадко насмехаются над Хрутом, и его единственный шанс — продемонстрировать на деле качества, каких ожидают от лидера, то есть щедрость и умеренность. Так ему удается спасти свою репутацию — он знает, что соседи и знакомые оценят его благородство и в течение долгого времени будут вспоминать о том как он достойно повел себя под градом насмешек.
В законах мы тоже видим влияние культуры самоконтроля. В «Сером гусе» из статьи в статью, как в нижеследующих примерах из «Раздела об убийствах» (дисл. Vígslóði), перетекает мысль, что у людей есть право защищать свою жизнь, собственность и честь и осуществлять кровную месть, но это право ограниченно и действует лишь в известных рамках:
Сказано, что человек, которому причинили ущерб, должен отомстить за себя, если хочет, до того альтинга, на котором ему полагается тяжиться об ущербе, и то же касается всех тех людей, которые должны мстить за убийства. А за убийства должны мстить те, кто является сторонами в тяжбе об убийстве. И того человека позволяется ему безнаказанно убить, который напал на него, а равно всем тем людям, которые поехали с ним, потому что разрешается и другим людям мстить за него, если они так хотят, до наступления такого же времени следующего дня.[364]
Сказано, что если человек защищает или же помогает силой человеку, который на том самом месте [т. е. месте сражения] кого-либо убил или ранил, то за это первому из них полагается полное объявление вне закона. А кроме того, дозволяется всем тем людям, которые сражаются на стороне раненого или убитого, безнаказанно наносить первому ущерб на том самом месте, если только первый не собирался разделить сражающихся законным разделением, и потому оказал второму помощь, и такое оказание помощи первому в вину не вменяется. И он в том случае разделяет сражающихся по закону, если свидетели покажут, что он и тогда принялся бы разделять сражающихся, когда бы раненый нанес второму такую же рану, какую сам получил от него.[365]
Неясно, применялись ли эти законы так уж строго на деле; на мой взгляд — вряд ли. Писаное право, как мы знаем его по «Серому гусю», куда жестче правоприменительной реальности, которую мы видим в сагах. Но важно другое — «Серый гусь», показывая нам, сколь скрупулезно кодифицированные требования к самоконтролю предъявлялись в идеале исландцам, подтверждает наличие у исландского общества консенсуса насчет того, что месть допустима лишь в ограниченных масштабах, в определенных местах и в определенные промежутки времени, и это находится в полном согласии с сагами.[366]
