Позже, зайдя в комнату ночлежки, он увидал, что Шпат все так же сосредоточенно корпит над записками Иджа. И не стал тревожить каменного человека за его занятием.

Кариллон отыскала дорогу к их берлоге около полудня. Интересно, она обнаружила их в своих грезах или попросту расспросила, где сейчас сын Иджа? Крыс учуял ее еще в коридоре. И с ней незнакомый запах, молодой и мужской, надушенный, чтобы скрыть ароматы крови, алхимических реагентов, блестящей воды, чердачной пыли.

Когда она попыталась войти, Крыс загородил проход, рыча на незнакомца. Тот не отшатнулся, лишь стоял и глупо лыбился.

– Крыс! Все хорошо. Он хороший, – сказала Кари.

– Кто это?

– Мирен. Он сын того профессора, про которого я говорила. Он умеет…

– Ты что, с ним трахалась? – Для Крыса секс вообще ничего не значил. Но, как правило, у людей он указывал на серьезную привязанность – Крыс этому научился в надземье. И решил, что незнакомец ему не нравится.

Кари сердито нахмурилась. У людей случка проходит в уединении, припомнил он.

– Э-э, вроде того. Слушай, он нам поможет. Я должна поговорить со Шпатом.

– Только ты. – Крысу потребовалась сила воли, чтобы отступить от проема и пропустить Кари в комнату к Шпату. Когда она поравнялась с ним, он ощутил вкус клыков во рту, почувствовал, как вылезли когти. Нечто в новой силе Кари плохо с ним ладило, и рядом с Миреном срабатывал тот же инстинкт. Стремление убивать.

Крыс широко улыбнулся новичку.

– Я Крыс, – сказал он, опять располагаясь в дверном проеме и рукой перекрывая проход.

Мирен пожал плечами.

– Знаю. Я следил за тобой у склада на Мясницком ряду. – И с этими словами он извернулся, быстрее, чем вправе двигаться люди, и, поднырнув Крысу под локоть, очутился в комнате. И, повернувшись к Крысу спиной, легким прогулочным шагом прошествовал за Кариллон в комнату Шпата.

Крысу захотелось вспороть Мирену горло – выяснить, будет ли свежая жертва так же упоительна, как труп, добытый Барсеткой, – но он проглотил гнев и вошел в комнату вслед за мальчишкой.

– Профессор тебя может вылечить, – говорила Кари. – Надо только вызволить его из тюрьмы. – Она металась по комнате, полная энергии, выплескивая обрывки озарений из своих грез. Шпат сидел на полу без движения, погруженный в раздумья.

– Не из тюрьмы. – Мирен примостился в дальнем от Крыса углу, поближе к Кари. – А из квартала Алхимиков.

– Ага, куда проще, – буркнул Крыс. Квартал Алхимиков – по сути, город в городе, запретный для всех, кроме самих алхимиков, их творений и слуг. Упырь никогда не был внутри, хотя шпионил с окрестных крыш и проползал под низом по трубам и подземным ходам.

– Возможно. – Шпат прикрыл глаза. – Кари, ты рассмотрела, где они его держат?

– Вроде. Заглядывать туда – словно… оказаться посреди пыльной бури.

– Опиши здание.

Она описала, как могла, стараясь облечь в слова чужеродное колокольное восприятие города.

– Что примыкает к нему с востока?

– Погрузочная площадка.

– Вспомни подробности.

Они до мелочей перетирали одно и то же, выстраивая картину тамошней местности. У Шпата талант архитектора – понимание пространства, присущее каменному человеку. Ему приходится заучивать, во сколько мучительных шагов обойдется пересечь двор за домом или какие проходы чересчур узки – ими нельзя пользоваться без риска обтереться о встречного и его заразить. Кари вознегодовала от пристрастного допроса и кричала, что они зря тратят время, но Шпат оставался непоколебим и дотошен. Снова опиши подворье. Опиши ворота. Опиши расстояние между окнами. Сколько шагов до того крыльца, до той арки? Где растет трава?

Крыс утрачивает интерес к сути, лишь слушает голоса друзей, и всё. Сквозь забытье они звучат где-то над слоем земли, а он внимает им снизу, издалека.

Голоса разом стихают. Шпат как лежал, так и лежит, погруженный в раздумья.

Они ждут, и у Крыса бурчит в животе.

Они ждут, пока, с хрустом камешков, Шпат не встает на ноги.

– Крыс, – говорит он, – надо, чтоб ты опять сходил на Могильный холм.

Шпат объясняет свой замысел, и Крыс смеется – долгим, протяжным, глубоким смехом, и не может отделаться от ощущения, что недавно съеденный им мертвец тоже вторит его радости.

Отсюда, рассуждал Шпат про себя, и начались все беды.

Он катил груз к воротам алхимиков. Каменные суставы, полные свежей порции алкагеста, не чувствовали тяжести доверху набитой тележки.

Квартал Алхимиков Гвердона, по сути, был новым, обособленным городом, новой крепостью. Раньше эту землю отводили красильщикам да дубильщикам кожи. А также прокаженным и упырям, гадким и нежеланным в остальном городе. Теперь район стал мотором, везущим Гвердон в будущее. Собором этих новых участков сделался гильдейский зал, сияющий мрамором и стеклом, но вовсе не напоказ. Он громоздился скрытно, за стенами и ближними зданиями. Зодчие позаботились о том, чтобы его башни не затеняли возведенную рядом часовню Хранителей. Красота его и размеры становились очевидны лишь вблизи.

Алхимикам нет нужды хвастаться.

Позади дворца гильдии с высокого бугра растекались фабрики, химические мастерские, сборочные цеха и заводы боеприпасов. И, конечно же, воскодельни. Перетопки.

Наметив себе вторые ворота, Шпат отклонился от главного пути через Дол Блестки. Оттуда доносился шум, крики: если беспорядки отвлекут внимание – хорошо. Кариллон предупредила его, что внутри квартала Алхимиков видения теряли точность, поэтому она не знала, где именно держат профессора Онгента. На поиски могло потребоваться больше времени, чем они надеялись.

А то и больше, чем у них было. Сам Шпат мало чем жертвовал – без лекарства, какое, по упованиям Кари, способен сотворить профессор, через неделю он труп. Или хуже, чем труп: запечатан в гробу своего тела. Он волновался за других.

Краем глаза он засек Крыса. Упырь сложил пальцы в знак.

Пора.

Шпат вытолкал тачку за угол, и ворота раскинулись перед ним во всю ширь. Огромные, склепанные из стали, достаточно мощные, чтобы осадить каменного человека. И под охраной: не сальников, но людей с ружьями, следящих за ним с галереи над защитной стеной. С полдюжины, а рядом наверняка еще – и внутри полным-полно сальников. Один из часовых окликнул с высоты:

– Чего тебе надо?

– Алк. Алк, – проскрежетал Шпат, не размыкая челюсти, как каменный человек в позднем течение болезни.

– Гильдия не подает, – засмеялся часовой, – сходи в церковь.

В ответ Шпат сдернул холстину, натянутую на борта. Поверх груды барахла лежал мертвый сальник. Это был тот самый, что преследовал Крыса в катакомбах под Могильником, поэтому он оставался цел и невредим, не считая погашенного фитиля.