Я тщательно подвела брови, нанесла румяна и надела серьги. Даже румяна не помогли скрыть бледность лица, но глаза блестели особенно ярко, и казалось, что эти черные искрящиеся зрачки горят, как пара маленьких факелов. Кокетливо улыбнувшись лицу, смотревшему на меня из зеркала, я пробормотала:

– Можно или нет изменить ход истории – теперь будет зависеть от тебя.

Рано утром я отправилась на службу. Увидев меня, восьмой принц изумленно замер, я же, скользнув взглядом по его забинтованной правой руке, сосредоточилась на своей работе и подала чай императору Канси. Тот как раз слушал рассказ наследного принца о том, как восьмой принц получил ожог. Выслушав, Его Величество позволил восьмому принцу еще несколько дней не сопровождать его верхом и велел хорошо отдохнуть. Восьмой принц отвесил земной поклон и, поблагодарив императора за милость, отправился к себе отдыхать.

Когда я подавала чай наследному принцу, император Канси равнодушно поинтересовался:

– Схватили ли того конокрада вчера вечером? Или же упустили?

Я как раз стояла напротив наследного принца и видела, как его рука, которую он держал под столом, задрожала.

– Не схватили, – почтительно отозвался наследник престола. – Но, так как мы своевременно заметили его, он не успел ничего украсть.

– Монголы недовольны, – спокойно произнес император, пригубив чай. – Им сказали, что вор был одет в монгольское платье, но они перевернули весь лагерь вверх дном и никого не нашли.

Лицо наследного принца тут же приобрело чрезвычайно мрачное выражение. Он поспешно поднялся и проговорил:

– Ваш сын не обдумал собственные действия и поступил неосмотрительно. Прошу у царственного отца наказания.

Император Канси покосился на него и мягко пожурил:

– В следующий раз трижды подумай, прежде чем действовать.

Наследный принц согласно кивнул.

После завтрака император Канси вместе с наследником престола и министрами сели на коней и отбыли на охоту. Я смотрела им вслед, наблюдая, как их силуэты, отдаляясь, становятся все меньше и меньше. Лишь когда они исчезли за горизонтом, я наконец повернулась и пустилась в путь.

Подходя к шатру восьмого принца, я невольно замедлила шаг. Я уже приняла решение, но, когда настало время действовать, мое сердце оказалось не готово смириться. Я вновь вспомнила о том, что все эти четыре года он потихоньку помогал мне чем мог, тратя на это уйму сил, и ноги сами принесли меня к его шатру.

Откинув полог, я вошла внутрь. Восьмой принц завтракал, и Ли Фу ему прислуживал – кормил его, так как принц не мог пользоваться ни одной, ни другой рукой. Увидев меня, восьмой принц прекратил есть и спокойно посмотрел на меня. Ли Фу, опустив голову, встал за его спиной. Мы с принцем долго молча глядели друг на друга, а затем я, улыбнувшись ему, подошла ближе и обратилась к Ли Фу:

– Вы можете идти, господин.

Бросив быстрый взгляд на восьмого принца, Ли Фу поклонился и в спешке покинул нас. Я подтащила к столу табурет и села возле восьмого принца, а затем, взяв в одну руку палочки, а в другую – блюдце, подцепила кусочек и поднесла к его рту.

Он не разжал губ, лишь продолжал пристально, с тревогой глядеть на меня. Я положила еду обратно на блюдце и, кокетливо улыбнувшись, нежно произнесла: – Ты не рад, что я прислуживаю тебе?

– Если это первый раз, то я буду на седьмом небе от счастья, – ответил он, не отрывая от меня взгляда. – Если же это последний, то я лучше приберегу его на будущее.

Ласково глядя на него, я улыбнулась одними губами и, снова подцепив кушанье, поднесла к его рту. Восьмой принц, глядя мне прямо в глаза, вдруг засмеялся, а затем открыл рот и съел кусочек.

Проглотив пару кусков, он вдруг позвал:

– Ли Фу! – И когда тот в спешке примчался, принц с улыбкой сказал: – Принеси кувшин вина.

– Господин, вы ранены, – нерешительно произнес Ли Фу. – Боюсь, вам не стоит пить вино.

Говоря, он неотрывно смотрел на меня.

– Кто из нас господин – ты или я? – с упреком произнес восьмой принц, улыбаясь.

Ли Фу не осмелился больше открывать рот и удалился. Прошло немного времени, и он вернулся, неся на подносе кувшин вина и пару чаш.

Я поднялась, чтобы принять поднос из его рук, и сказала:

– Он выпьет всего одну чашу.

Плотно сомкнутые брови Ли Фу немного расслабились, и он, поклонившись, тихо вышел.

Налив вина, я поднесла чашу к губам восьмого принца. Он, улыбаясь, смотрел на меня, и его темные глаза, казалось, стали ярче и прозрачнее; они разбрызгивали веселые искорки, освещая его прекрасное, будто выточенное из нефрита лицо. Неприкрытая, ничем не сдерживаемая радость!

Мое сердце дрогнуло, и толика недовольства собственным решением, что гнездилось в душе, растаяла. Это все же того стоит; хотя бы потому, что сейчас он так счастлив, разве нет?

Восьмой принц, не отрываясь, глядел на меня, и все мое спокойствие и самообладание, с которыми я входила в шатер, куда-то улетучились. Неловко посмотрев ему в глаза, я отвела взгляд и сердито спросила, улыбаясь в душе：

– Мы будем пить или нет?

Пользуясь моей помощью, восьмой принц медленно осушил свою чашу, и я выпила свою вместе с ним.

Дальше я помогла ему закончить завтрак, прополоскать рот и вымыть руки, а Ли Фу убрал посуду и снова удалился. Разложив подушки, я помогла принцу улечься и спросила:

– Хочешь, принесу тебе что-нибудь почитать?

– Я не хочу ничего читать, – с улыбкой ответил он. – Хочу лишь, чтобы ты посидела со мной.

– Сегодня я на службе, и мне нужно вернуться, чтобы приготовить чай и легкие закуски, иначе что будет пить Его Величество по возвращении? – возразила я. – А еще я хотела сходить проведать четырнадцатого принца.

Он ничего не ответил, лишь поднял на меня глаза, и я поняла, что мои слова его не убедили. Мне и самой не хотелось перечить ему сейчас, поэтому я присела рядом.

– Ладно, посижу немножко.

Восьмой принц улыбнулся мне и произнес с тихим вздохом:

– Я уже давно мечтаю о том, чтобы ты по своей воле села рядом и посидела вот так со мной.

Мои щеки слегка заалели, и я, промолчав, опустила голову и отвернулась. В душе разлилось живительное тепло. Все-таки никакая женщина не останется равнодушной к сладким речам.

Восьмой принц придвинулся ближе ко мне, но я тут же машинально отодвинулась. Он глухо засмеялся и больше не делал попыток сблизиться. Я чувствовала, что его взгляд прикован к моему лицу, и к сладкому ощущению в груди примешалась тревога. Давление его взгляда стало невыносимым, и, резко поднявшись, я произнесла: