воля. — И начал еще горячей: — Вопрос о прозодежде в наши дни, когда хищники мирового фашизма собираются затеять новую бойню и напасть на наши границы…

— Не уклоняйся! Скажи лучше, почему культработа хромает? — спросил громко Сенька Яровой.

— Культработа? — удивился Сюськов. — Хромает? Очень просто. В то время, когда проклятые хищники мирового фашизма строят в Германии пакты и прочие факты, когда среди арабского населения в Марокке нет ликбезов и…

Опять зашумело собрание:

— Довольно по текущему! Даешь о задержке зарплаты!

Откашлялся Сюськов для большей звучности и подхватил:

— Вы правы, товарищи! Вопрос о зарплате особенно важен теперь, когда мировые хищники хищно смотрят на международную ситуацию фашистского режима…

Разъярились тут наши парни. Ванька Шагалов даже матом пустил.

— Перейдешь ты, — говорит, — к заводским делам или нет, статуй испанский? Говори про наш конфликт с дирекцией!

— Хорошо, хорошо, товарищи! — заторопился Сюськов. — Этот мелкий конфликт будет скоро улажен, потому что ссориться нам теперь, когда мировые хищники готовы броситься с международным фашизмом во главе и готовят ситуацию, которая…

Долго говорил парень. До тех пор, пока из месткома не выперли. Теперь его хотят на зимний курорт отправить, чтобы вылечился от международного положения» [Сатирический чтец-декламатор].

У М. Зощенко заводской сторож, взявшись рассказать односельчанам об авиации, забирается в дебри политики:

«— Так вот, этого… сказал Косоносов, — авияция, товарищи крестьяне… Как вы есть народ, конечно, темный, то, этого, про политику скажу… Тут, скажем, Германия, а тут Керзон. Тут Россия, а тут… вообще… — Это ты про что, малый? — не поняли мужички. — Про что? — обиделся Косоносов. — Про авиацию я. Развивается этого, авияция. Тут Россия, а тут Китай. — Не задерживай! — крикнул кто-то сзади» [Агитатор].

В рассказе В. Федоровича ситуация напоминает о чеховском «Злоумышленнике». Мужика общественно судят за якобы дурное обращение с коровой, в связи с чем обвинитель пускается в непонятные речи «о заграничных правителях… Никак не мог Есин разобрать, заклепают ли его с этим самым Чемберленом, с разными французскими и «мериканскими» господами или выйдет ему облегчение за Пеструху [т. е. за хорошее, вопреки обвинению, обращение с нею…]» [Ог 01.07.28]. Комичен фельетон, где на доклад о «международном» забредает мужик, пришедший в сельсовет искать «коровьего доктора» [Р. Волженин, Насущный доклад, См 01.1926].

В том же духе — как некий неконтролируемый, идущий из глубин позыв — представлена тема «международного» и в ДС («Гаврилин, сам не понимая почему, вдруг заговорил…»).

Подобно многим советским элементам в ДС/ЗТ, мотив неуместного доклада имеет дореволюционный субстрат, в частности, сатириконовский. У Тэффи председатель городской управы, открывая здание гимназии, ударяется в обзор истории России от языческих времен и не успевает сказать о гимназии [С незапамятных времен]. Вероятное подражание Тэффи — рассказ В. Катаева «История заела» (1926), где отчет председателя кассы сводится на нет экскурсом о страхкассах в Вавилоне, Греции, Риме и т. п.

Мотив речи с неоправданными отступлениями в мировую историю, с призыванием громких имен, представлен в классике. Ср. у Марциала: Все-то дело мое в трех козах… / Ты ж о битвах при Каннах, Митридате, / О жестоком пунийцев вероломстве /И о Муциях, Мариях и Суллах /Во весь голос кричишь, рукой махая [VI.19, пер. Ф. Петровского].

13//15

После Чемберлена, которому Гаврилин уделил полчаса… — Остин Чемберлен (1863–1937) — британский министр иностранных дел в 1924–1929, разорвавший в мае 1927 отношения с СССР. Подобно Дж. Керзону, Чемберлен в советской мифологии превратился в демона, персонифицирующего враждебное окружение. «ЧЕМБЕРЛЕН — дежурное блюдо сатирической кухни. Стародавний кормилец карикатуристов. Легко изобразим, так как состоит всего-навсего из трех элементов: цилиндра, монокля и коварной интриги» [из словарика в См 37.1928]. Его злобная физиономия с непременным моноклем смотрит с тысяч карикатур, плакатов, агитационных кукол. Портрет Чёмберлена служит первым упражнением на курсах начинающих карикатуристов [очерк Б. Ефимова, Ог 21.08.27]. «Чучело Остина Чемберлена, — свидетельствует американский специалист, бывший в СССР летом 1927, — можно видеть везде, даже в тирах, где целятся в его монокль» [Noe, Golden Days…, 120]. Лицо его — по известному методу портретов художника Арчимбольдо, составленных из овощей, — изображают сложенным из пушек, крейсеров, самолетов, танков, колючей проволоки [Чемберлен как он есть, КН 25.1927]. Материалом для шуток и каламбуров, часто натянутых, служили его имя и атрибуты: «На монокле далеко не уедешь» [Г. Рыклин, КН 22.1927]. «Лучше Берлин, чем Чемберлен» [Советские лозунги; London, Elle a dix ans…, 216].

Был фонд «Наш ответ Чемберлену» для постройки самолетов [КП 13.1928]. «Товарищи! Голосуйте еще дружнее на зло Чемберлена» (sic) — призывали плакаты в дни выборов в Моссовет [КН 12.1927]. Обычай притягивать за уши Чемберлена к любой теме и трактовать любой успех СССР на домашней или мировой арене как «ответ Чемберлену» породил, в свою очередь, обильную индустрию шуточных и пародийных применений. «На зло Чемберленам мы будем разводить самые лучшие английские породы свиней». «Вы действуете на руку Чемберленам и Баранову» (фамилия местного кулака) [Б. Левин, Свинья, Ог 20.08.30; Б. Левин, Одна радость // Б. Левин, Голубые конверты]. Как непременная часть массовых действ и праздников, «античемберленство» имело веселый карнавальный характер; ср., например, транспарант на книжной ярмарке: «Трудовой народ, взявшись за книжицу, всем Чемберленам пропишет ижицу» [М. Кольцов, Листы и листья // М. Кольцов, Конец, конец скуке мира]. В стихотворении М. Исаковского «Ответ» (1927) отражена известность Чемберлена в деревне, где. мужики спешат наперебой / Хоть чем-нибудь ответить Чемберлену… // Один везет до срока сдать налог, / «Чтоб Чемберлену не было обидно»… // И даже школьники, играя в городки, / Кричат: «А ну! Ответь-ка Чемберлену!»

Имя британского противника до предела затерто и заезжено сотнями ораторов и передовиков. «Вследствие многочисленных речей о международном положении популярным стало имя Чемберлена», — замечает А. М. Селищев, цитируя «Правду» за 1926: «В переносном смысле у нас Чемберленом стали крестить все, имеющее касательство к иностранной жизни. Иные докладчики о «международном положении» набили такую оскомину, от которой и лечиться-то неизвестно чем. Как неизбежная месть за это изобилие, звучит пренебрежительный окрик: — Ну, это Чемберлен. Это надоело!» Селищев отмечает новый глагол «чемберленить», цитируя «Правду»: «Они уже нам головы прочемберленили, а о посевной кампании ни слова» [Язык революционной эпохи, 191]. «Каждый день Чемберлен в газете и каждый день битки на обед — от этого уже тошнит самого привыкшего рабочего» [М. Кольцов, Битки с макаронами // М. Кольцов, Конец, конец скуке мира]. Мать пугает младенца: «Усни, деточка, усни! Не то я Чемберлена позову!» [карикатура в См 32.1927].

Имя Чемберлена стало бранной кличкой, как, например, в словах железнодорожника, записанных В. Инбер