равно… Это все равно уничтожение друг друга. Это все равно война. Война невозможна только тогда, когда равенство будет абсолютным. Не за то сражались, дружок, не за то равенство. Деньги – это та самая мелочь в кармане равенства. Деньги – это тот самый пустяк… Впрочем, равенство возможно. И поэтому – в том числе – я и здесь.

– И все же…Ты мразь. Я все же надеялся… Раз Дункаша… К тебе пришла. Нет, ты мразь! В одиночку чистишь мир? С помощью лекарств и скальпеля? Так мило! Одного на кладбище, а за ним раньше срока свита родных и близких. Одного убил, а другие сами подохнут. Чистая работка! Позавидуешь!.. А знаешь, что чистишь ты не тех. Тех, кого нужно чистить – они здесь! Перед твоим носом! А ты мразь… Ты хуже… Ты даже хуже нас… Тех, кто самолеты взрывает!.. Мы хоть в глаза людям не смотрим! Ну, не знаем мы, какого цвета у них глаза. У тех, кто сидит в самолетах. А ты, падаль, все знаешь! И цвет глаз, и рост, и мысли его… И мечты, поди, тоже знаешь. И родственников его знаешь, которые вначале передачки приносят. А потом… Потом будут убиваться на могилке. И убьются, главное же – убьются!.. Все, все, падаль, знаешь. И своими руками, своими руками… А мы что – нажать на рычажок, перевести стрелочку, запустить не в ту сторону. И пшик! Не видел, не знаю, не помню… А ты, ты… Мне-то обломки самолета могут присниться – не более. Глаз, глаз-то я не видел! А тебе. Тебе – что? Или ты без снов? Удобно! А?

– Какие самолеты, дурак? Я не понимаю! На, выпей лучше! – Я протянул ему бутылку коньяка.

– Напоить хочешь? Не старайся! И без тебя готов нажраться, с удовольствием. И ни о чем, ни о чем не пожалею! Да, самолеты! Я по их части! И не только! Запомни, идиот. Самолеты просто так не падают. Ну, редкость, поверь, если просто так. Самолеты убивают! Целиком! И никаких случайностей! Как и остальное! Ну на случайность – пару процентиков, и то с натягом… А ты что, не просек, что уже давно война. Что мы живем в военные времена. Что мы – военнообязанные… Только вопросик один возникает – кто на чьей стороне?.. И поэтому во время войны не болеют. Во время войны ничего просто так не взрывается, не горит и не тонет. Ты хоть это понимаешь? Да, я знаю больше, чем ты думаешь!..

Туполев глубоко вздохнул и глотнул коньяка прямо из горла.

– Ты хоть раз подумал своей дурацкой башкой, как все закономерно и циклично? И не на одну страну настроено! Одна страна – не интересна. Если в одном месте что-то рухнуло, жди, что подобное случится где-то еще, возможно в другой части планеты. Мировая война!.. Это гениально придумано! Распространение страха! Мировой страх! Невозможно проснуться утром нормально, без страха. Пойти на работу без страха… Идешь как на войну. И не известно – вернешься ли? Едешь в отпуск? А не окажется ли твой отпуск вечностью?.. Сейчас все как на войне… Не успел очухаться от страха самолетопадений – тут же взорванные трамвайчики в разных частях света. Не успел очухаться – тут же взрывы в шахтах в разных частях света. Не успел очухаться – тут же школьнички стреляют в своих одноклассников в разных частях света. И пожары, и наводнения, и ураганы… И один за другим. Словно кто-то стоит перед картой и – как в дартс – бросает в нее дротики. Как в мишень. Куда попадет – там и трагедия…

Он еще раз приложился к бутылке.

– Уже без страха жить невозможно. Он, как кожа. Как рука. Как голова. Он становится твоей частью тела. Без части тела жить тяжело. Лучше не рыпаться. Лучше бояться. Лучше сидеть и дрожать. Замкнуться в своей конуре, зарыться в своих родственничках – и не рыпаться. Может, и выживешь… Какие уж тут вселенские вопросы! Чихать на них! Главное – выжить! Хотя все равно человек – дурак. Ну, выживет он свой положенный срок без вселенских вопросов. Но придет час – и хана! И родственнички могут предать и предать тело земле. А со вселенскими вопросами меньше шансов на предательство. Но больше шансов… Чтобы не забыли. Хоть один человек на интернациональной Земле. Один. Чтобы не забыл. И его будет достаточно для одной вечности… Черт, я запутался, да ничего не больше. Просто, наверное, так умереть не стыдно. И не так страшно. Страшно всегда тем, кто за жизнь дрожал. Кто не цеплялся за жизнь – себя отпускать из нее не страшно. А теперь… И главное – нет войны. И нет, нет врага. Вот оно – главное. Никто не видит врага. Во всем виноваты климатические и техногенные катастрофы! Или случайности. Не более!.. Против чего ты попрешь? Или, как Дон Кихот, сражаться с ветром? Э, нет, не получается сражаться с ветром, водой и огнем. Не получается… Эта самая страшная война – необъявленная. И Левитан ее больше не объявит! Да и левитанов больше не существует! Война, у которой нет врага. Он есть, но никто, никто не земном шаре до него не доберется. И никто, никто не поймет – кто он? Даже приблизительно… Я не знаю, почему, почему вдруг Дункаша…

Туполев опять не выдержал и всхлипнул. Мне так хотелось что-то ответить ему. Но, кроме дежурного «успокойся», ничего придумать не смог. Не было в моем лексиконе успокоительных слов для таких, как Туполев. Единственное, что мог бы ему предложить – успокоительное. И то вряд ли. Не хватало еще транквилизаторы вместе с алкоголем. Не хватало, чтобы я еще убил и его.

– Дункаша, – на этот раз Туполев громко икнул и даже мрачно пошутил, – вспоминает, поди, даже на том свете…. Знаешь, она тоже, как и я, поняла, что есть пределы человеческой подлости. Есть. Вот тебе и тайна русской души. За эти пределы редко кто может выступить. Хотя теперь… Теперь их больше, гораздо больше у нас. И все же, возможно, просто потому, что они еще этого предела не узнали. Или еще проще. Просто потому, что самый легкий способ – сделать всех чокнутыми. Превратить мир в сумасшедший дом! А вот это, увы, удается… Ты посмотри на нашу страну, Гиппократ! Сколько на твою долю выпало нормальных и сколько шизоидов?! Вот то-то! Это не от нас зависит, не от нашей генетики. И это тоже война. Это те же