Я вздрогнул. Неужели он что-то знает?

– Как там… Словно кто-то мне в случайной пьяной драке саданул под сердце финский нож? – хохотнул Туполев.

Фу, я действительно становлюсь параноиком. Впрочем, в данной ситуации это лучшее. Чем наоборот.

– Ну, так как, Гиппократ! Саданешь ножиком? Поверь, для меня это был бы выход! Тебе ведь не впервой. Не все ли равно – на кухонном столе или на операционном… Словно кто-то мне в случайной пьяной драке саданул…

– Кто-то! Не кто-то, а я? Нет уж, эту услугу я тебе не окажу. С какой стати мне потом за тебя отдуваться? Хочешь – иди повесься. Или отравись. А меня жизнь и свобода вполне устраивают.

– А… Все-таки мочить по одиночке не легче. Я ошибался. А совесть не мучит? Вот здесь не щекочет? – Туполев показал на место, где, по его понятию, должно находиться сердце.

– Слушай, Туполь. Хочешь со мной посидеть? Поговори о приятном. А то вы с Дункан вроде спелись! Метафорами все бросаетесь. А я ни черта не понимаю и понимать не сбираюсь! Мне это неинтересно! Скольких вы пришили и за что! Мучайтесь без меня! Или ловите на подобный блеф юнцов!.. То Дункан тут мне полночи душу выматывала. То ты со своими речами к горлу…

– Погоди! Погоди! Дункаша! Ты ее видел? Где она? Я торчал перед ихним институтом целое утро, но она так и не вышла. Ты говоришь – с тобой? Полночи?

– Не волнуйся, я ее не прирезал. И вообще пальцем не тронул, если тебя другое интересует.

– Конечно, интересует! Меня все про нее интересует. Идиот! Ты ей сто лет не нужен! Меня интересует – где она?

– Ну, откуда мне знать? Чего ты так разволновался? Сачканула с лекций. Бродит где-нибудь по бережку. Про жизнь думает. А подумать ей, похоже, есть о чем. Благо погода располагает.

– Здесь погода всегда располагает! Не думать! Неужели не заметил? Здесь все располагает, чтобы не философствовать, не молиться, не мучиться муками совести! Кто это делает, тот – персона нон грата!

Так, Дункан им показалось мало. По-видимому, в продолжение они решили подсунуть мне Туполева. Так, окончательная проверка? Вдруг я начну рвать на себе рубаху после так называемого убийства Аристида. Ну уж нет. Этот номер у них не пройдет. Все самое страшное позади. А Туполев – мелочевка. И его тоже следует сдать. Он изрядно выпил. Пусть забирают его ко всем чертям. Один звоночек активного гражданина Гиппократа (ой, гражданина Кратова – ну вот, уже свою фамилию начинаю забывать). Гражданину Андрееву.

Я резко встал из-за стола. Бокалы задребезжали. И смахнул белый шарик, приземлившийся в салат.

– Я сюда приехал не молиться, а учиться. Точнее, совершенствовать свои знания. Поэтому празднуй тут без меня. И жди свою ненаглядную Дункан. Стихи ее дружка Есенина ты уже выучил. Так что у вас появится реальный шанс обрести друг друга.

Я комично поклонился. Схватил за ниточку белый шарик. И пошел к выходу, размахивая им, как белым флагом. Я человек миролюбивый. Конфликты и войны мне ни к чему. Правда… Ты уж извини, Туполев, но я тебя все же сдам. Не философствуя, не молясь и не мучаясь муками совести. Как и положено в Городке.

Я распахнул двери своего убежища. Шарик выскользнул из моих рук и первым влетел в комнату. Он красиво и легко кружился по комнате, подгоняемый морским ветерком из форточки. Неожиданно раздался взрыв. Такой бойкий. Громкий. Звонкий. Я невольно зажмурил глаза. И уши прикрыл ладонями…

Ну вот! Все же взрыв меня нагнал. Какого черта! И это не взрыв эмоций. Такое ощущение (это, наверное, от нервного напряжения), что в моей комнате взорвалась, по меньшей мере, петарда. О нет, это всего лишь шарик. Белый такой шарик. Знак любви и согласия. Как флажок. Для перемирия. Хотя какого черта! И от какого черта такой флажок кого-нибудь по-настоящему спас? Хотя многие сдавались на милость врагам под белым флагом. Ну и ладно. Взял и лопнул. Как жаль! И я наконец переступил порог комнаты.

Шарик, как белый носовой дамский платочек, лежал на лице дамы. А дама лежала на моем диване. В белом воздушном платье. И с края свисали белые туфельки-лодочки.

Вот уж день сюрпризов! Вначале – убийство Аристида. Потом пир на весь мир со скатертью-самобранкой. И на десерт – дама в моей комнате. На моем ложе. Что ж, за убийство, похоже, здесь платят неплохо. И что же – неплохое завершение дня. Конечно, жаль, что это не Яга. Но все же вечер с незнакомкой в белом («Но припомнил я девушку в белом…») определенно лучше и качественнее, чем пьянка с тупым мордоворотом в черном, еще смеющем называться Туполевым.

Похоже, я поторопился с ликованием. Я приблизился к девушке в белом и осторожно убрал с ее лица лопнувший шарик, напоминающий белый платочек.

Тьфу ты! Не выдержал я и сплюнул. Передо мной лежала не незнакомка, а очень даже знакомая Дункан. Еще чего не хватало! Еще и уснула на моем диване! Вообще обнаглела!.. У ее изголовья, на журнальном столике, стояла кружка с недопитой водой. Кто пил из моей кружки?.. Кто спал на моей кровати?..

Я грубо схватил Дункан за плечо.

– А ну, девушка, просыпа…

Ее голова безвольно упала на подушку. Дункан была мертва.

Сердце бешено заколотилось. Господи! Что же это? За что? Зачем? Дункаша, ну же, Дункаша… Ну, пожалуйста, проснись! Я машинально тряс ее за безвольные плечи, бил по бледным щекам. Но воскресить ее уже было невозможно. Факт оставался фактом. И я не мог с этим фактом смириться. И не хотел.

Мне было ужасно жаль ее. Но по моим небритым щекам не текли слезы. Так должно было быть, но они не текли. Я чувствовал, что должен сильно страдать. Но у меня это почему-то не получалось. Я знал, что должен был испытывать боль, но не мог. Неужели я настолько стал бесчувственным? Или напротив? Слишком много чувств в итоге убили сами чувства…

Утреннее убийство, которое я совершил, было фикцией, игрой, спектаклем, который мы придумали с Ягой. Зато эта, эта смерть была настоящей. Смерть, удравшая от меня утром, нагнала меня к вечеру…

Ладонями я сжал пульсирующие виски. Что делать?

Ну, первым делом надо звонить Андрееву. По сути, они сами должны были увидеть Дункан по своим дурацким камерам. Впрочем… Могли и не увидеть. Вернее, подумать (а так, возможно, и было), что она спит. К тому же не каждую же секунду они следят за нами. Скорее всего, они просматривают записи