это время по потолку громыхнуло с такой силой, что нам на головы посыпалась какая-то дрянь. Подняв лица кверху, мы прислушивались к грохоту падающих шкафов и стульев.

– Принялся за судейскую, – прокомментировал я. – Оттуда у него один путь – на первый этаж.

– Открывайте молнию! – приказал Тенгиз Эду.

Ответственный работник дрожащей рукой раскрыл замок.

– Пожалуйста, обыскивайте!

– Гражданин Богомазов! – обратился Бэл к Злому Священнику. – Выложите из сумки на стол все вещи.

Злой Священник неторопливо опустил руку в сумку и, словно фокусник из цилиндра, выложил на стол банку лосося, полотенце, мыльницу, гигиенические салфетки, ленту презервативов и большой складной нож.

– Стали осмотрительным? – спросил Тенгиз, кивая на презервативы.

Эд нахмурился и надул губы.

– На глупые вопросы не отвечаю.

– А нож зачем?

– Вскрыть консервы!

– Вы выносили его из столовой?

Эд взорвался. Он вскочил, стал хватать ртом воздух, словно начал задыхаться:

– Это уже произвол! Вы все сговорились! Вы хотите повесить на меня убийство! Но даже и не мечтайте! Я буду жаловаться! Я найму самого лучшего адвоката, и вам всем придется лить горькие слезки!.. Конечно! Нашли у меня нож! Я выходил из столовой! Между прочим, господин спасатель и господин Тенгиз тоже выходили. Они были на третьем этаже. Что они там делали? Может быть, они и освободили Немовлю, чтобы он убил Князева, меня и Богомазова. Миллион долларов лучше поделить на четверых, чем на шестерых, не так ли?

– Логично! – согласился с ним Злой Священник.

– Должно быть, у вас свое понимание логики, – сквозь зубы процедил Тенгиз. – Если вам не изменяет память, то скажите, гражданин Богомаз, кто отправил Князева наверх за порошком?

Эд недовольно хмыкнул и, не давая Злому Священнику сказать, вставил:

– Да! Это я предложил Князеву сходить за порошком! Ну и что?

– А то, – терпеливо объяснил Тенгиз, – что если бы мы отвязали и натравили на вас Немовлю, то Князева послали бы наверх не вы, а мы. На деле же мы предлагали подняться за порошком Ворохтину.

– Постойте! – вдруг вспомнил я и посмотрел на Злого Священника. – Вы ведь тоже выходили из столовой!

– Верно! – поддержал Эд.

Все посмотрели на Богомазова. Злой Священник вытащил из-под стола руки и положил их на стол. Но, видимо, ему показалось, что они лежат не на своем месте и тотчас принялся теребить бороду.

– Я выходил? – не совсем уверенно переспросил он.

– Да! – подтвердили мы все в один голос.

– Но я не поднимался на третий этаж! Это нэнсэнз!

– А куда вы ходили? – выяснял Тенгиз. – Тоже в торцевую комнату, занесенную снегом?

– Это не столь важно, куда я выходил, – начал оправдываться Богомазов. – Главное, что я не выпускал Немовлю. Я клянусь вам, что не делал этого! У меня и ножа с собой нет.

– Нет, вы все-таки ответьте нам, куда вы ходили! – допытывался Тенгиз.

Глаза Злого Священника бегали, как пинг-понговые мячики. Он, все еще терзая свою бороду, медленно привставал со стула.

– Клянусь вам, я не делал этого, я не делал… – бормотал он.

– Кажется, все проясняется, – произнес Эд, очень нехорошо глядя на Богомазова.

– Вы поднимались на третий этаж? – спросил Злого Священника Бэл.

– Нет! – громко ответил Богомазов, но тотчас поправился: – То есть, да.

– Если быть откровенным, господа, – сказал Эд, – то втайне я подозревал именно его.

– Подождите вы со своими подозрениями! – махнул рукой Бэл и снова повернулся с Богомазову. – Вы можете нам внятно ответить, для чего вы поднимались на третий этаж? Чем вы светили? У вас есть фонарик?

– У меня? – переспросил Злой Священник и снова оглядел всех присутствующих. – Нет, у меня всего лишь зажигалка. Не хотелось бы говорить об этом… Но клянусь, я не делал там ничего предосудительного.

– Ничего предосудительного, но говорить не хочет, – зло усмехнулся Эд. – В самом деле, что здесь плохого? Освободил человека, избавил его от мучений.

– Вы будете отвечать? – демонстрируя свое нетерпение, Бэл стал разминать кулаки и щелкать суставами пальцев.

– Я всего лишь проверил свои вещи! – признался Богомазов.

– А с чего это вы вдруг решили проверить свои вещи? – спросил молчавший все это время Тенгиз.

Богомаз судорожно сглотнул и объяснил:

– Когда заговорили о том, что питерская команда ушла на траверс, а вслед за этим неожиданно сошла лавина, я подумал… Точнее, я предположил, причем совершенно необоснованно, что питерцы могли… Вернее, не могли, а как бы случайно взяли, скажем, мои деньги, вышли из Приюта и вроде как спустили лавину. – Он помолчал, глядя, какое впечатление произвело на нас это оправдание, и добавил: – Мне так стыдно, господа, в этом признаться.

– Это что ж получается? – развел руками Эд. – Никто из нас Немовлю не освобождал, но он, тем не менее, разгуливает по Приюту и крушит мебель?

– Кстати, – вполголоса произнес Бэл. – Что-то давно его не слышно. Может быть, он давно стоит под нашей дверью и слушает, о чем мы здесь говорим.

Мы все покосились на дверь. Тенгиз неслышно приблизился к ней, приложился ухом и поднял вверх указательный палец, призывая нас к тишине.

– Господи! – вдруг воскликнул реабилитированный Богомазов. – Как все просто! Почему же мы сразу не догадались?

– О чем вы? – спросил его Бэл.

– О том, кто освободил Немовлю.

– И кто же?

– Да сам же Князев и освободил!

– Князев? – с недоумением повторил Эд.

– Конечно! За что и поплатился.

– Но зачем он это сделал?

– Не знаю, – чистосердечно признался Злой Священник.

– Князев, в самом деле, был довольно странным человеком, – подтвердил Эд. – Вы обратили внимание, насколько он легко внушаем?

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Бэл.

– Я предполагаю, что Князев зашел в тридцать восьмую комнату и вступил в разговор с пленником. Немовля, одержимый жаждой убийства, заговорил ему зубы, упросил, чтобы тот перерезал веревки, а потом, поднявшись с кровати, этим же ножом и полоснул по горлу Князева. После чего Немовля пошел в тридцать первый номер, где взял со стола порошок и шприц.

– Звучит достаточно правдоподобно, – сказал Богомазов.

– Абсолютно неправдоподобно, – возразил я. – На Князева напали в тридцать первой. На столе, где когда-то лежал порошок, теперь валяется его свеча. Скорее всего, там Князева двинули по голове, затем перетащили в тридцать восьмую, где потом уже перерезали горло.

– Черт возьми! – нахмурился Бэл. – Получается, что когда Князев зашел в тридцать первую за порошком, Немовля был уже развязан?

– Выходит, что так.

– Значит, Немовлю освободил не Князев.

Опять наступила тишина. Мы избегали смотреть друг другу в глаза. Еще минуту назад нам всем казалось, что мы вышли из тупика, в котором подозревали друг друга, но факты вновь сыграли против нас. У меня в запасе был еще один факт, о котором