За шиворот поднял скорчившегося, сквозь зубы стонущегоЕлагина, толчком отправил к дальней стене, подальше от стола и лежавшего тампистолета с глушителем, каковым немедленно и завладел. Импортный «Вальтерок»,должно быть, неплохая штука… Проверив наличие патрона в стволе, огляделся.

К его превеликому сожалению, в комнате не оказалось ничего,чем можно было бы связать клиента. И дома у Петра не нашлось веревки — в чем, вчем, а в этом новорусские хоромы помочь не могли, не водилось там стольбесполезных предметов…

Так что следует держать ушки на макушке — не с дворовойшпаной связался… Взглянув в сторону окна, он уважительно присвистнул. Митенькаподготовился неплохо. Снайперский винторез с глушителем установлен на черномштативе с двумя степенями свободы — так, что в расчетное время осталось лишькрутнуть винт, поднять вертикальную штангу, секунд пятнадцать потратить надоводку. И пали по идущему клиенту, сколько душеньке угодно. Рядом, стволомвверх, к стене прислонен «коньяк в ботинках» — автомат с подствольником. Ну,диспозиция ясна — снайперка для Петра с семейством, трещотка — для охраны.Грамотно. Все шансы на успех — отстреляться и уйти…

Торопясь, пока верзила не очухался, Петр подхватил снайперкусо штативом вместе, автомат, бросил все это в ванную и захлопнул дверь.Повернулся к лежащему, держа пистолет дулом вверх, закурил, присмотрелся:

— Как самочувствие, старлей?

Похоже, с первыми приступами боли Елагин уже справился и егостарательное закатывание глаз больше походило на притворство.

— Эй, не изображай умирающего лебедя, — сказалПетр. — Оклемался, я ж вижу… Я, кстати, Женевскими конвенциями не стеснен,так что не старайся меня разжалобить.

Елагин чуть распрямился, убрав колени от подбородка, лежа внеудобной позе, приподнял голову:

— Ты что, охренел, вице-полковник? Нажрался с утра?Прямо по яйцам…

— Язычок попридержи, здесь несовершеннолетние, —сказал Петр без всяких эмоций. — Ну, крести-козыри? Проиграл?

— Ты это насчет чего? Слушай, можно, я сяду?

— Сядь, хрен с тобой, — сказал Петр. — Колениближе к подбородку, руки на колени… Как выражались в старых фильмах, ваша картабита, полковник Швепс…

— Ты о чем? — изумился Елагин так натурально, чтоможно бы и поверить, не знай Петр всего.

— О вон тех дурах. Что сейчас в ванной.

— Ты что, мент? Какое тебе дело, что я держу дома? Чтоты мне вообще шьешь? Давай поговорим…

— Давай, — сказал Петр, не ослабляявнимания. — Времени у нас много, господин Василидис, который Костас,что-то запаздывает, проведем время для скоротания скуки за приятной беседой… Ятебе шью попыточку изничтожить меня со всем семейством, только-то и делов. Нетак уж мало, а?

— Совсем охренел? Мозги поплыли? Скажи прямо, чтопсиханул из-за Катьки…

Петр поморщился:

— Митя, хочешь пошлую фразу? Умный человек должен точноулавливать момент, когда он проиграл. Пошлая фраза, сотней шпионских романовзатрепанная, но истине полностью соответствует. Все я знаю.

— Все? — покривил губы Елагин. — Ну, тогдаскажи, сколько спутников у Юпитера или какой атомный вес у стронция?

— Митя… — поморщился Петр. — Не придуривайся. Я нео том, что ты к словам цепляешься… Откуда-то сзади подала голос Наденька:

— Пристрели ты его! — голосок у нее был звенящийот напряжения, отчаянный. — Шлепни к чертовой матери!

— Какая добрая девочка… — усмехнулся Елагин,смирнехонько сидя на полу в предписанной позе. — Надюша, и ты можешь такоеговорить о своем сексуальном инструкторе? Помнится, в этой самой комнаткекто-то брал в ротик и сосал со всем усердием, так, что…

Услышав за спиной шевеление, Петр отпрянул — как развовремя, чтобы ухватить кинувшуюся мимо него Надю за локоть и весьма невежливооттащить в сторону. Она вырывалась, но Петр, не тратя времени, так цыкнул, чтодевчонка мгновенно притихла. Пояснил спокойно:

— Не дергайся. Он тебя умышленно хочет разозлить. Чтобыкинулась выцарапать ему глазыньки, по морде заехать… А когда окажешься рядом,он тебя живенько сцапает, прикроется от пули, и начнется бодяга с заложницей…видела в кино? Вот то-то. Ну, ты поняла? Пусть себе гавкает. Близко к нему неподходи. Я могу на тебя положиться?

Она кивнула, сердито сжав губы. Отпустив ее, Петр отступилеще на шаг ради вящей предосторожности.

— Зря ты эту тему не хочешь развивать, — как ни вчем не бывало продолжал Елагин. — Ты ее так и не трахнул, что ли? Зря,батенька, зря, мы ее с настоящим-то Павлом Иванычем всем премудростям обучили…

Петр коротко размахнулся. Елагин заткнулся, чуть отпрянув,покосился на кортик, глубоко ушедший в деревянную стенную панель — буквально впарочке миллиметров от его правого уха.

— Я, конечно, не супермен, — сказал Петр. —Но вот однажды от нечего делать навострился неплохо метать ножики. И, кстати,без всяких предрассудков или интеллигентских колебаний смогу этим самымножичком барабанные перепонки проткнуть для начала… Нет у меня предрассудков,старлей, я с ними да-авно расстался… и зря ты меня, дерьмо, за штабную крысудержал, это я тебе по большому секрету говорю…

— Ах, во-от оно что… — сказал Елагиннастороженно. — То-то были у меня смутные позывы некоего умственногонеудобства, чутье работало, да босс так клялся и заверял, что я плюнул…

— Что он знал, твой босс… — хмыкнул Петр. — Вобщем, кончай с театром одного актера. Когда я говорю, что знаю все, то имею ввиду простые и конкретные вещи. Что ты часиков в десять утра должен меняприхлопнуть со всем семейством, дабы господи Павел как бы помер. А на деле, конечно,вынырнул где-нибудь в Греции с новой рожей, новыми документами, солиднымсчетом, куда скачаны денежки Тарбачанского проекта… с картинами старыхмастеров, поверх которых нечто современное намалевано…

— А у тебя не белая горячка?

— Хватит, Митя, — поморщился Петр. — Не будуя тебя уличать подробно и многословно. Скажу одно: Фомичу я на пиджак подсунулмикрофон, крохотный такой, из земцовского хозяйства. Знаешь про такие? И когдавы вчера прихлопнули беднягу Фомича на Второй Индустриальной, я нахально сиделсебе во дворе, в машине, слушал вашу милую беседу, на ус мотал, делал выводы,своими глазами видел, как вы потом из подъезда вышли, на тебе еще синяякурточка была, типа болоньи, не знаю, как они сейчас называются… А рядом шелбосс — с новой рожей, так что и не узнать. Это один эпизод из моей работы свами, один, но далеко не единственный… Может, тебе подробно пересказать вашубеседу?

— Не надо, — сказал Елагин, стегнув еговзглядом. — Убедил. Ах ты, стервец, как же не раскусил я тебя? Черт,мелодраматично звучит, но ничего другого не придумаешь. Как я тебя не раскусил,падло?

— Самонадеянность, как обычно, — сказалПетр. — Она, матушка, уж столько народу погубила. Вы ставили ловушку наодного, а попался вам другой, совсем не тот, каким вы его себе придумали…Ладно, это все бесплодные риторические упражнения. Давай о деле…