Потому как покрытая тёмной тягучей слизью фигура, вокруг которой сновал с десяток опасных щупалец, едва ли имела черты легендарного курьера, кроме валявшейся рядом порванной униформы.

Былые молитвы, страхи… Сейчас Тоха даже не дышал и не думал. Неосознанно старался задушить и Шустрого, лишь бы тот не издал ни звука. Но фигуре едва ли было дело до прятавшихся под джипом живых. Наклонив голову с отсутствующим лицом, существо осматривало собственные руки, тёмные капли с которых гулко стучали по земле, образовав вокруг уже целую лужу булькающей жижи, будто горячего битума для асфальта.

Впрочем, если монстр забыл обо всех, то это не значит, что забыли о нём, явно заметив явление нового участника сражения. И слаженный удар бывших врагов показал, что они если не стали союзниками, то на время оставили вражду, сконцентрировав усилия на общем противнике.

Прилетевшие с нескольких сторон снаряды разорвали тварь на части, разлетевшиеся вокруг, но существу хватило пары секунд, чтобы стянуться обратно. А некоторые ошмётки, наиболее крупные, и вовсе остались недвижимы, превратившись в жуткие комки на ложноножках. Раздавшиеся очереди не причинили ни малейшего вреда, все завязнув в выставленном впереди широком щупальце. А затем взметнувшийся вверх монстр раззявил бездонную пасть и издал гнетущий крик.

Мелкие твари тут же ринулись в атаку на всё живое, крупная же фигура бросилась вперёд к скоплению иностранцев, с особым рвением прорываясь к отдельной фигуре на командной позиции. Брошенные свето-, шумо-, дымо- и зажигательные снаряды были метко сбиты щупальцами и исторгнутыми с тела комками слизи, а в ответ тварь обхватила одну из груд мусора, закинув её аки кинетический снаряд. Что мгновенно уничтожило укреплённую позицию, превратив штурм импровизированной крепости в беспощадную бойню.

Словно того было мало из окружающих кустов хлынули пустые. А где-то в зарослях они и остались, обозначившись взметнувшимися в воздух кроваво-грязными бинтами. И там, где мелкие неуязвимые к пулям, но не гранатам комки тёмной слизи удавалось сдержать, именно усилий почти беспомощных, но многочисленных прямоходящих тварей оказалось достаточно, чтобы сломить оборону.

От иностранцев осталась едва ли треть, когда вмешались позабытые всеми козыри сторон, лишь сейчас заметившие неладное в тылах. Выскочивший капюшон с плетьми походя развалил сразу трёх пустых и один оживший комок слизи, как увяз в налетевших щупальцах главной твари. Две плети могли противостоять лишь двум же отросткам, остальное пришлось принять на фиолетовое марево, ощутимо дрожавшее после каждого удара.

Но разорвавшийся снаряд, совершенно иной мощи нежели гранаты и даже гранатомёты, разорвал не только целый лес щупалец, но и отбросил саму тёмную фигуру. Развеянная завесы пыли показала танк, утративший в ходе дуэли гусеницу и часть брони, но не возможность стрелять. Очередь станкового пулемёта перекосила целую группу выскочивших из кустов пустых. Чаша весов баланса сил стремительно возвращалась к равновесию, а после и к перевесу на совершенно иную сторону…

Если бы только не тварь, с которой всё и началось.

Раззявленная пасть издала не крик - хриплый булькающий смех. И поле боя померкло от нахлынувшего изнутри существа словно цунами потока тьмы. Нет - Тьмы…

В померкшем куске мира осталось лишь совсем немного света. Тусклая подсветка брони иностранцев, огонь сердец и подожжённых фитилей смертников, фиолетовая сфера капюшона с плетьми да силовые линии танка. И, один за другим, источники света начали гаснуть от облеплявших их пустых, оживших комков и щупалец. Одиночные бойцы, целые участки, тяжёлый козырь, лишившись маневренности став легкой добычей…

Последними тускло сияли главный очаг сопротивления иностранцев с оставшимся без отсечённой по ходу дела руки лидером, да фиолетовый колдун-боец, сжатый множеством щупалец в кокон, начинавший оглушительно трескаться. Но и они…

На этом Тоха предпочитал завершать свой отчёт, на все дальнейшие вопросы отмалчиваясь, будь они о судьбе тёмной фигуры или о способе, которым смерти избежали он и Шустрый. Любым же упорствовавшим оказывалось достаточно взглянуть новичку в глаза. И нечто, поселившееся в их глубине с того самого дня, отталкивало даже самых настойчивых. Затем его отпускали. И, уже уходя, из раза в раз Тоха горько усмехался, осознанно скрывая известное ему окончание истории.

Потому как едва ли кто поверит в подобный финал. В то, что деревянный ящик груза, из-за которого всё и началось, эта немыслимая драгоценность, давно лишившаяся скрывавшего её рюкзака и многократно посечённая осколками близких разрывов - и станет причиной благополучного конца.

Без видимой причины, но по громкому щелчку сверкнула короткая вспышка. А затем разлившийся изнутри ящика мягкий тёплый свет, нет, Свет - постепенно сместил Тьму, принося с собой надежду и облегчение. Даруя поседевшему ещё в начале невольному зрителю долгожданное забвение разума.

Очнувшись, он уже не застал никого живого, кроме Шустрого. Вместе и выбрались. Вместе и уволились.

Ответвление ⅞

Выбор. Выбор есть всегда. Иногда он мимолётный и незначительный, иногда определяющий всю дальнейшую жизнь и растянутый на целую её половину. Его же текущий выбор и вопрос перед самим собой в том…

Лес? Или Дом?

Конечно, Лес и есть его дом. Даже Дом, вот так. А Дом - это как раз таки дом. Но Лес это просто дом, а вот Дом…

Там ещё и Друг.

И именно Друг называет дом - Домом. А потому стал называть и он. Вот и выходит, что конечный выбор…

Лес, где его дом? Или Дом, где его Друг?

В первом, конечно, приятнее. Привычнее. Всё как было с самого его рождения и по сей день, место, где все его знают и боятся, даже близко не приближаясь к помеченной территории. Обильная кормёжка в любой захотевшийся ему момент, аж с трёх захваченных полян с кустами малины и пяти ульев, всегда полных, ведь не найдётся позарившегося на его добычу, а сам он до удивительного предусмотрителен, чтобы не разорять владения за раз в ущерб завтрашнему дню.

А Дом… Что Дом?

Глупые правила. Еды на разок, пусть вкуснее он ничего и не пробовал ни с одного куста или добычи. Всё хлипкое, непонятно-неудобное, новое…

Опять же - глупые правила. Глупые и раздражающие. Терпеть мелкую шавку, что смеет на него тявкать? В Лесу он бы уже давно прихлопнул дерзкую и слабую зверюгу, из брезгливости и жалости прикопав, нежели съев. А здесь? Вынужден терпеть её присутствие, пусть после пары затрещин уже