Вскоре все японцы были перебиты. Ни один не добежал до берега. И ни один не сдался. Раненые добивали друг друга. Последний чиркнул себя по горлу, уже теряя сознание. Бой закончился. Одиннадцать мертвых тел лежали у берега.

Потрясенный Лыков какое-то время не мог взять себя в руки. Затем собрался и приказал связать пленных «иванов». И тут выяснилось, что Царя среди них нет! Сыщик опознал Садрутдинова и Ваську Карыма; других он по приметам не помнил. Алексей полез на шхуну и обыскал ее до последней доски. «Меделяны» обшарили весь берег. Пусто! Козначеева нигде не было.

Ехать в Корсаковск в темноте не решились. Линейцы развели на берегу два костра. Возле одного они разбили свой лагерь, а у второго грелись «иваны». Лыков заставил айнов перевезти на «Крейсерок» тела убитых японцев. Лейтенант Налимов у костра поужинал с сыщиком и разведчиком, выпил за удачный бой и ушел ночевать на корабль.

Ранним утром отряд отправился домой. «Крейсерок» обогнал конно-пешую колонну. К обеду все были в Корсаковске. Пленников в кандалах посадили в карцер. Дела их были плохи: прикуют к тачке и засунут в страшную Воеводскую тюрьму пожизненно.

«Меделяны» разместились в ротной казарме. Лыков первым делом забрал с корабля тела «садовников» и отвез к консулу. Господин Кузе, мрачный и строго-официальный, принял своих несчастных соотечественников. Лишь один раз лицо его дрогнуло – когда он увидел Ёэмона-Такигаву.

– Вы видите, господин консул, что мы не хотели убивать капитана Такигаву. Ранили его в руки, чтобы захватить живым. Но он велел добить себя. Другие тоже не сдались. Мне очень жаль. Это были храбрые люди.

Кузе промолчал.

Усталый и разочарованный, Лыков пришел домой. Все «иваны» Сахалина не заменили бы ему одного Царя. А тот как-то сумел скрыться. Неужели слез со шхуны и ускользнул в горы? Ох, тоска…

– Фридрих! – крикнул надворный советник в кухню. – Принеси чаю!

Но вместо Гезе явился Ажогин, а следом – Фельдман с растерянным лицом.

– Осмелюсь доложить, Фридриха нигде нету! – отрапортовал лакей. И добавил: – С вечера уж как.

– Что значит нету? – рассердился Лыков. – Опять, лодырь, в лазарет ушел?

Вперед выступил Фельдман, растерянно теребя длинную бороду.

– В лазарете Гезе тоже нет. Его нигде нет. Он… даже не знаю, как сказать…

– Что случилось? – набычился сыщик.

– Он уплыл.

– Куда?

– В Японию.

Из гостиной прибежал Таубе:

– Кто уплыл в Японию?

– Камердинер господина начальника округа, каторжный третьего разряда Фридрих Гезе.

– Как это каторжный мог уплыть? – не понял подполковник. – Кто пустил его на пароход?

– Он… взял у меня в управлении полиции бланки чистых паспортов. И поставил в них нужные отметки. Потом сел на тот пароход, который вас привез. Японский, «Таказаго-мару». Ночью пароход уплыл.

– Но что караул? – продолжил расспросы Таубе. – Неужели камердинера начальника округа не знают тут в лицо?

– Да! – очнулся Лыков. – Там же на пристани дежурный надзиратель, часовые, таможенники… Куда они все смотрели?

– Судя по всему, каторга помогала побегу, – запинаясь, пояснил Фельдман. – На пристани началась драка, все отвлеклись. Гезе и прошмыгнул.

– Что же вы, Степан Алексеевич, паспортами-то разбрасываетесь? – грозно начал Лыков, а сам незаметно подмигнул барону. Ловко, мол, Буффаленок смылся!

Фельдман понурился, а сыщик продолжал:

– У вас что, бланки на виду лежат? И печати тоже? Бери, кто хочет?

– Но ваш же камердинер! Ему везде был доступ! – попытался оправдаться коллежский регистратор. – А я как знал, недолюбливал его…

– То есть, Степан Алексеевич, это я виноват, что у вас со стола паспорта воруют?

Фельдман смешался. Он хотел что-то сказать и никак не мог решиться. Наконец выдавил:

– Там… два паспорта пропало…

– Что, немец себе с запасом прихватил? Ну молодец, не растерялся. А мы даже не знаем, под каким именем его искать!

– И в ялик в темноте сели двое, – странным, не своим голосом добавил секретарь полицейского управления.

– Кто второй?

– Ко… Козначеев.

Лыкову сначала показалось, что он ослышался. Потом – что его отчекушили дрыном по голове. В ней что-то гудело и металась мысль: зачем? Зачем Буффаленок организовал побег Царю? Позже в черепную коробку проникла вторая мысль: щенок! Ах, щенок! Не посоветовавшись, не предупредив! И кого отпустил – убийцу Голунова! Несколько секунд сыщик молчал, сдерживая гнев, потом сказал сиплым голосом:

– Фе… Фридрих, скотина! Догнать пароход можно? «Крейсерок» на рейде.

– Нет. Они уже на Мацмае.

Скрипя зубами, сдерживая душившее его бешенство, Лыков прошелся по столовой. Что делать? Самоуверенный молокосос! Отпустил Царя!!! Он повернулся к Фельдману:

– Идите. В отношении вас мною будут взяты меры ко взысканию.

– Слушаюсь.

Донельзя расстроенный, коллежский регистратор удалился. Лыков накинулся на Ажогина:

– А ты куда смотрел?

– Он же германец! – ответил тот.

– И что?

– Германец нашего брата завсегда вокруг пальца обведет! Потому – хитрая нация! Он Царя все энто время здесь скрывал, в бане. Пока ваше высокоблагородие его по окраинам искали. Шельма!

– Понятно. Неси нам с германцем бароном Таубе водку, закуску и чай. После этого не входи, пока не позову. Буду думать, как генералу объяснение писать…

Когда они остались вдвоем, Виктор сказал вполголоса:

– Ай да Федор! Он гений, я всегда это говорил!

– Ты что, смеешься надо мной? Ратманов своим мальчишеским решением, ни с кем не советуясь, вывез с каторги самого опасного здесь человека! Понимаешь? Самого! Из всех шести тысяч каторжных! Это же… самоуправство!

– Самоуправство, – согласился Таубе. – Для пользы дела. А Царь – лучшее прикрытие. Лучше не бывает! Такой побег войдет в историю Сахалина, о нем много лет в кандальной рассказывать будут. Стащить паспорта, сесть на пароход и уплыть с каторги пассажиром! Согласись, это гениально!

– Но…

– Подожди, дослушай меня до конца. Ты сейчас расстроен и потому несправедлив. Федор сам, без меня или тебя, мастерски решил главную свою задачу – легендирование побега. Царь – чудовище, это зверь такого масштаба, что никому и в голову не придет усомниться в легенде. Гезе может теперь осесть где угодно. И все будут знать: это тот, кто сделал побег Артамону Козначееву. Хитрый, ловкий Фридрих Гезе.