— Я не командую. Говорю, как будет лучше для всех. Ты, конечно же, можешь сейчас утверждать, что разлагающийся труп, кишащий личинками, тебе вообще никак не мешает, но я уверен, что это только потому, что ты ленивая жопа. У себя в каморке можешь заниматься чем хочешь, хоть на голове ходить, но до той поры, пока твоя вонь не достанет до нашей лавки.

— И что ты сделаешь? Убьешь меня? — с вызовом посмотрел он мне в глаза. Было забавно, потому что я был ниже его на две головы, как, впрочем, и Дура.

— Просто напомню, — добавил я тихо, — что стражи больше нет, а это значит, что пришла пора учиться следить за своим дерьмом без посторонней помощи. И раз уж мы обо всём договорились, то предлагаю заняться телом.

Не без повторной ругани, но нам удалось вынести Пурона. Какая удача, что эти гомики богатые грохнули самого жирного из нас. Задолбались в край. Мешки с глиной было тащить не так трудно, как вонючего Пурона.

К моему удивлению, не мы одни решили вынести тело с территории рынка. Нам попалось ещё три группы таких же разумных демонов. И с одной стороны, это хорошо, что есть такие умнички-лапочки, а с другой, это означало, что подобная ситуация возникла в других местах.

С того дня мы стали вести себя аккуратнее. Даже когда выходили за глиной, то Фикул шёл с нами в качестве поддержки. Никаких больше ночных ходок, всё делалось только днём, а на ночь все плотно закрывали ставни своих лавок и старались не отсвечивать.

У Дуры появилась дурная привычка. Бесилка подолгу ворочалась и засыпала, только зажав что-нибудь между ног. Иногда ограничивалась моим хвостом, порой моей же ногой. Странная тема, но ладно.

Тем временем, когда мы в очередной раз сходили к мяснику, Буч поделился новостями. Помимо того, что поставки провизии снова сократили, он поделился информацией по поводу правил рынка. Оказывается, что они перестали действовать только на проходной части. То есть фишка со стражей всё ещё работает, но только если недруг попал внутрь прилавка. Хех, возможно, это единственная причина, почему лавки всё ещё стоят.

Топор по-прежнему был на месте. Как-то раз мы застали картину, как торговая гильдия с верхнего рынка пригнала к нему около тридцати тяжелых карганов и под сотню рабов. Животные изрыли своими могучими лапами всю землю, порвали несколько крепких канатов, погонщики сорвали себе все глотки, но топор так и не сдвинули. Дура гаденько захихикала и махнула рукой, сказала, что в другой день попробует.

А мне пришла замечательная идея, как можно по-быстрому поднять денег. В своё время лепил фигурки горничных, и у меня это очень даже неплохо получалось, но там была полимерная глина, а тут обычная. Вонючая. Я её перемешал с костной мукой, чтобы придать чуть более светлый оттенок, но всё равно это далеко не то же самое.

— Ты опять что-то задумал? — пыхнув очередную порцию кучерявого табака, спросил Фикул. Дура была тут как тут.

— Оно играет? Оно музыкальное?

И ещё десять важных вопросов.

Вообще, я немного смущался своей поделки, потому что был уверен, что выйдет криво. По задумке должен был получится бюст Хелены Похищающей души. Простенький, но с мелкими украшениями в виде бижутерии, фрагмента платья и ещё одного секретного ингредиента, который я планировал использовать, если всё выйдет как надо.

Но это только часть плана!

Потом, по моей задумке, я же умный до хрена, мы тащим эту поделку в сторону подъёмника и продаём либо местным барыгам, либо фанатам Хелены, которые там наверняка найдутся. Продаём за символическую плату, скажем, в три или пять синих монет…

— У тебя жопа не треснет? — охренел тапир с моих расценок.

— Не треснет. Насколько понял, там это нормальный ценник. Адекватный. Но чтобы её продать, надо сперва слепить.

На создание бюста у меня ушло в итоге около шести попыток. Масштаб вышел примерно один к двум. За основу взял уже две обожжёных формочки, скрепленных между собой косточкой, которая впоследствии выполняла роль шеи. Профессиональных инструментов у меня не было, пришлось обходиться теми же костями и своими когтями для проработки особенно мелких деталей.

— Грудь делай побольше. — крутился вокруг меня тапир.

— Нормально всё.

— Я говорю, побольше делай!

— Да и так нормально.

Рука гончара легла мне на плечо.

— Послушай, Хью, знаю, что зачастую ты всегда прав, но в этом деле всё-таки сделай, как я советую. Сиськи должны быть большими. Большие сиськи привлекают внимание. Большие сиськи хорошо продают и продаются.

Вообще, если подумать, то он действительно прав. Вспоминая пёструю рекламу из моего мира, могу сказать, что самым простым способом что-либо продать было приделать к этому хорошие бодрые сиськи. А если у сисек ещё и соски выпирают, то-о…

— А если соски добавить? — спросил я тапира. — Чтоб из-под платья немного выпирали.

— О-о-о-о-о! — важно протянул он. — Соображаешь! Соображаешь, Хью! Делай соски! Соски так же важны, как и сиськи!

Пока мы занимались статуэткой, Дура опустила голову и взглянула на свою полторашку. Жамкнула. О чём-то задумалась.

«Хью говорил, что показывать их неприлично. А сейчас соглашается с Фикулом! Говорит, что их надо показывать! Да ещё чтоб соски стояли! А они не всегда стоят! Не понимаю…» — бесилка замотала головой и фыркнула. — «Надо будет поговорить с Хью на эту тему, когда ляжем спать. Пусть нормально объяснит!»

На следующий день статуэтка была готова. Получилось очень даже хорошо, признаюсь, мне самому понравилась. Конечно, лицом, может, она и выглядела по-другому, но форму рогов, причёску, дизайн платья, ожерелье и серьги я сделал именно такими, какими запомнил со дня нашей с ней встречи.

— Готово? — поинтересовалась Дура. Бесилке хоть и не нравилась Хелена, но зато очень нравилось наблюдать за тем, как я делаю эту статуэтку. Для неё это, как и игра на дудке, была своего рода магией, которая выглядела даже круче, чем всякие барьеры и огненные смерчи.

— Остался последний штрих.

Я взял миску с толчёной чешуёй и аккуратно нанёс на платье и украшения статуэтки. Теперь её грудь, серьги и ожерелье имели схожий со снегом блеск. А если вокруг неё походить, то она начинала переливаться всеми цветами радуги. Выглядело это просто сногсшибательно.

— Краси-и-и-иво-о-о-о! — протянула Дура, разглядывая глиняную Хелену со всех сторон. — А как блестит! Она как живая!

—